Alexandre Nikolaev ([personal profile] alexnikolbackup) wrote2010-07-10 04:31 pm

Это было недавно. Всего 25 лет назад.

Жжшный друг Игорь Георгиевский запостил репортаж о том, как учёные, с которыми он путешествует сейчас в качестве фотографа, ходили на Муромское озеро и подошли на судне к Муромскому монастырю.


И я вспомнил, что у меня в архиве имеются негативы 25-летней давности (июль 1985 года), когда наша небольшая съёмочная группа Карельского ТВ тоже побывала в этих местах. И я отсканировал негативы, снятые в большинстве гэдээровской камерой «Практика».Несколько кадров были сняты среднеформатной (6 х 6 см) камерой «Киев». Причём, я сейчас уже в упор не помню, при каких обстоятельствах я приобрёл «Практику» ни то, куда потом её дел. Надо полагать, купил я её в комиссионке в Москве. Зато хорошо помню, что «Киев» мне давал напрокат покойный с 2002 года Коля Корпусенко – у него всегда было много камер вначале «отечественных», которые он покупал на деньги Петрозаводского университета, где заведовал тем, что называлось, если не ошибаюсь, ФОПом (Факультетом общественных профессий), потом японских, которые он уже приобретал на свои деньги и, соответственно, напрокат уже не давал.

Вот этот кадр снят среднеформаткой камерой «Киев»:

Для того, чтобы стало ясно тем, кто соизволит читать мой блог, как меня занесло в такую тьму-таракань, где на 100 км (по меньшей мере) никакая нога никакого человека не ступала (на тот момент), потому что кругом болота и ступить, в общем-то, некуда, нужно сделать некоторые дескрипции с реминисценциями.

В Пудожский район мы поехали потому, что я в те годы пахал в редакции «Народного хозяйства» Карельского телевидения на участке «строительство». Не то, чтобы я сильно захотел этот участок возглавить, а потому, что до меня его успешно завалил некто Серёжа Савченко, выпускник факультета журналистки ЛГУ и законченный пьяница и алкоголик к своим 25 – 30 годам, не знаю, сколько точно ему было, но в этих временных рамках, из которых сильно выбивался его внешний вид...

Когда нашему председателю Комитета Карельской АССР по телевидению и радиовещанию Анатолию Прокуеву (по слухам кинутому с понижением в 1980 году местной партноменклатурой с должности первого секретаря Петрозаводского горкома КПСС на участок ТВ и радио за какую-то провинность – кто их разберёт, за что их тогда двигали как пешки), сказали в обкоме: «Убрать этого... (наверняка с добавлением соответствующих эпитетов) с экрана, чтоб его больше не видели», то ко мне, работавшему тогда в редакции Пропаганды (ух, какое французское слово!) Карельского ТВ под чутким руководством мамы небезызвестной Оксаны Светланы Пушкиной стали подползать с предложением возглавить отдел строительства редакции «народного хозяйства». Я, будучи человеком без излишних извилин в мозгу, то есть довольно прямым, спросил подползших в лице зампреда Прокуева по ТВ Гены Захарова (они все живы-здоровы, соколики, даже тот же Прок(х)уёв откинул копыта только в 2004 году, хотя всю свою жизнь страдал от диабета) и главреда Карельского ТВ Валеры Тольского, (парня скользского), а на кой член мне это новое назначение нужно. Я прекрасно работаю и не вижу надобности менять редакцию совсем. Тогда они сменили дружно тон и спросили: «А как тебя можно заинтересовать?» Ну, то же самое предложение взятки по сути, если перевести на сегодняшние рельсы. Я отвечаю: «Ну вы же все знаете, что я живу с тестем и тёщей. Давайте квартиру, и я сделаю, что от меня требуется!». «Ууу, какой пустяк!», ответили эти вторые, помятые уже тогда, лица. «Это сделать не только реально, но и запросто!» Ударили со вторыми лицами по рукам, пошли к первому, то есть к тому же Прохуёву, он вальяжно подтвердил, что даёт обязательство, выступает своей долей Комитета, и что вообще это дать мне квартиру это ему раз плюнуть и растереть. Сейчас вспомнить, так и было это, тот разговор, наверное, осенью-зимой 1984 года. Вот только я тогда не осознавал глубин всей подлости партократии и, конечно, не попросил никакой расписки, да, я думаю, даже если бы и попросил, то ничего бы мне не дали. Не их стиль. А если бы даже и дали, то грош этому всему цена, как и их "честному" слову. Долго ли коротко, оказался я кинут, - квартиры мне никакой не дали, хотя все обязательства с моей стороны я честно выполнил - двенадцать передач сделал, в числе которых и была та Пудожская, которая вышла наверняка в июле 1985 года. Несколько передач даже висели на «красной доске» - социалистическое соревнование журналистов, так сказать. Но многое, из того, что делалось, делалось к лучшему. Когда я понял, что слово коммуниста дешевле его говна, и я был первым, кто свалил с этого сраного Карельского ТВ. И то, что последовало за этим решительным шагом было самым прекрасным периодом моей жизни: 1989-1994 год. Четыре года полного кайфа.

Но я пока возвращаюсь в 1985, в лето, когда я приехал на «Уазике» Георгия Васильевича (Жоры)  Хорина вместе со съёмочной группой (звук Игорь Макаров и кино на 16мм плёнке - Гена Грошев) в Пудожский район. Директор Пудожской ПМК 116 ( тогда Карелия, кстати, бурно и упорно строилась и  дома, построенные тогда в ходе очередной коммунистической программы «Новоселье - 90» были реальным и сказочным жилищем для тех кто до этого не имел ничего, кроме бревенчатой избы с туалетом на дворе), простую русскую фамлию которого я забыл навсегда и бесповоротно, не только всё охотно показал и сам поговорил на камеру ( это у нас, телевизионщиков, называлось «синхрон»), но и предложил съездить на Муромское озеро, для чего дал своего водителя с катером.

И мы поплыли по реке Гакуксе на катере «Прогресс», самом распространённом в Карелии в ту пору дюралевом судне для судоводителей-любителей, по бывшей сплавной реке, усыпанной топляками, многие из которых, как подводные лодки, торчали в толще воды не выходя на поверхность, и которые сломали полдюжины «шпунтов» (такой обрубленный гвоздь, что держит винт) на нашем пути до Муромского озера. Плыли несколько часов и, когда доплыли до берега Онежского озера, то ахнули от вида красоты, раскиннувшейся под нами.



Но мы вообще-то были людьми загрубелыми в телевизионных командировках, хотя и способными откликаться на безответные импульсы, которые во все сторны источает Природа самим только фактом существования. Поэтому в пункте назначения нашей маленькой экспедиции мы быстро стали искать, чем бы поживиться, наловили щук и окуней,

заварили уху

и... у нас собой было. Не могло не быть. НИКТО и НИКОГДА не выезжал в то время на такое ответственное мероприятие, как отдых с рыбалкой (охотой, еблей, поставьте нужное), да и на менее ответственные и даже совсем безответственные времяпровождения типа коммунистического субботника без «пузыря», размеры которого бывали ... безразмерными. У нас, может, было бутылки две водки на четверых, что есть почти ничто. Так, поднять настроение. На короткое время. Было это, вроде, ещё до горбачёвской борьбы с водкой. Лето 1985.

Стаканов на всех не хватило, Георгий Васильевич Хорин, наш водитель, не стал дожидаться, когда освободится посуда, и засадил прямо из банки из-под «Зелёного горошка». По этому случаю я даже сделал коллаж этого знаменательного движения души и уст.

Как говорится: «Всякий выпьет, да не каждый крякнет». Крякнул ли Жора тогда, я не помню. Но, как честный человек, должен был. Отвлекаясь немного от хронологии повествования, расскажу, что Георгий (Жора) Хорин был источником афоризмов и легенд на Карельском ТВ. Вот один эпизод с его участием. Едем с Жорой мимо Дома творчества композиторов при подъезде к Сортавала, в Кирьявалахти, и я его спрашиваю:

«Жора, а ты здесь бывал?»

«Не только бывал, но и культурно отдыхал!»

«А какой там интерьер?»

Незнакомое, судя по реакции, а скорее по отсутствии оной, слово ставит Жору в тупик, но совсем ненадолго.

«А никакого там интерьера!»  

Ну и можно сборник его афоризмов было составить.

Как я уже говорил, подобраться к заброшенному Муромскому монастырю в те годы можно было только со стороны воды. Никаких дорог до него не было. Не, может быть, в начале ХХ века и была дорога от Гакуксы, но, как водится, при Советах, за ненадобностью и зловредностью «опиума народа» дорога заросла и стала непроходимой совсем.   

Что же касается монастыря, то он пребывал в совершеннейшем запустении



и полностью зарос травой и мелким кустарником:

Монастырские строения были порушены не только снаружи, но и изнутри и вообще в трёх измерениях как "Аватар".

Не могу сказать, что я сильно переживал тогда за поруганную судьбу одного из наследий русской православной церкви, которую всегда считал образованием искусственным и сооружённым хитрожопыми служителями культа  для оболванивания «чайников», не умеющих разобраться в мироздании. Как не переживаю и сейчас. До этого точно такую же «мерзость запустения» я видел и на Валааме, и во множестве других мест,  да и вырос в самой её середине, то бишь в захваченном у финнов некогда прекрасном во всём белом городе Сортавала, постепенно превратившемся в обветшалый средне-русский городишко. Хорошо хоть повезло расти тогда, когда он ещё был вполне ничего этот городок, то бишь с 1955 по 1973 годы. Когда Гена Грошев снимал меня на это фото, то мне было пофигу, что монастырь зарос кустами и травами, под которыми греются ужи и гадюки со всевозможными пауками и ящерицами. Я держу между пальцами зажжённую сигарету ( я всегда мог курить, как могу и сейчас, чего не делаю, однако, но так и не выработал зависимости от никотина, как, впрочем, и от алкоголя), такой молодой и куда более волосатый в профиль, нежели сейчас.

 Когда поели и выпили, настало время подурачиться на вверенных нам сотнях километров без других душ. Чему мы и предались без излишней скромности.



Берег был усыпан сюрпризами и причудливостями, типа этого пня:



Или этой чудо-юдо-рыбы-кита. Вернее того, что от неё осталось:



Хотя Гена и пытается сделать вид, что он способен обглодать кости этого бывшего, видимо, сома.

Мы собирали морошку всего в нескольких десятках метров от берега (ягодина взята с болота и высажена для контрастности в песок):

Мы забирались на репер (произносится по-русски с ударением на первом слоге «рЕпер», ещё одна калька с французского слова «Répère» (ориентир), на такую деревянную башню, построенную для наблюдения за лесными пожарами,

хотя непонятно зачем эта вышка вообще нужна, если кругом на сотни километров ни души, и восхищались видом, открывавшимся с него:

Мы гуляли по пляжу с идеально белым песком совершенно голыми.

И даже читали, промокнув под коротким дождём в рыбацкой избушке газету выпуска 1953 года с некрологом Сталину.

Все фото того памятного для меня времяпровождения можно смотреть здесь

А для забавы я склеил две пары фотографий, которые разделяют 20 лет и Атлантический океан.

Слева – я в июле 1985 года в Пудожском районе Карелии, о котором и шла речь выше, справа я же в июле 2005 года в Дорвале, Канада, Квебек.
 
Со спины:

и анфас.

Озеро Сан-Луи уступает по размеру Онежскому во много–много раз.
Я счастлив как был на берегу первого 25 лет назад, так и сейчас, пребывая в 10 минутах ходьбы от второго.

И такое состояние духа, как я понимаю, - это диагноз, судя по всему. Чувствую себя как слон, который запустил муху в хобот и приставил его к жопе. Да здравствует вечный кайф!