В России остался один правильный поп на сегодня.

[alexnikolbackup]

Тверского священника Вячеслава Баскакова обвинили в тяге к роскошной жизни — он выкладывал посты в инстаграм с обувью от Gucci и сумками от Louis Vuitton. По мнению епархии, Баскаков, заведующий скромным храмом при больнице, не мог владеть такими дорогими вещами.
Пресс-секретарь патриарха пообещал, что в деле разберется дисциплинарная комиссия РПЦ, отметив, что фотографии Баскакова являются «проявлением дурновкусия».
Сам же отец Вячеслав в своем монологе, записанном специально для «Сноба», рассказал, что покупает шарфики от модных домов в кредит и ищет в этом свободу

Гуччи

Почти все, что куплено мной, — кредит или дисконт. Только самых-самых дорогих ботинок — с пряжками, а я хотел именно с пряжками, — в дисконте не было. Они стоили 60 тысяч рублей. Я копил на них почти целый год. Потом оказалось, что эти пряжки рвут одежду.

На шарф я брал кредит. Кредит гасить еще два года.

Но это уже давление на жалость.

Мой друг-журналист, часто бывая у меня дома, видел, как я фотографирую какие-то вещи, которые приобрел как историк. Например, антикварные ложки. И он мне всегда говорил: «Зачем ты это делаешь? Ты будешь раздражать людей. Скажут, что ты миллиардер или что ты их украл». Я отвечал, что не хвастаюсь, но радостью делиться хочется. Это красивые, необычные вещи, я смотрю на них — и хочется мечтать!




Недавно этот друг мне написал: «Ты сейчас в гонениях за то, что меня не слушал». Если бы я его слушал, этих гонений не было бы. Но что тогда было бы у меня в сердце?
Сейчас гонения внешние, а страшны — внутренние. Многие вещи мне совсем не дороги. Не заставляйте меня, пожалуйста, оправдываться за каждую фотографию, которую я сделал в магазине. Но, конечно, когда я фотографировался с чемоданом Louis Vuitton, зная историю этого дома, я хотел приобрести такой чемодан. И приобрел бы, если бы мог. Это ведь не просто чемодан — это как бы окно в Париж, глоток свежего воздуха. И даже тот небольшой шарф, который я недавно купил, — тоже окно в Париж.
Не то чтобы я ассоциировал себя с богатыми или хотел бы быть богатым. Я просто хотел какой-то радости. Я никогда не был за границей и знаю о ней только по книгам и телепередачам. Франция для меня — страна свободы.

Года полтора назад на блошином рынке в Тушино, в Москве, я встретил двух священников. И у них на ногах были ботинки с пряжками, популярные среди белого духовенства в середине XIX века. Глядя на них, мне хотелось мечтать. Потом, когда я купил себе такие пряжки и чистил их, мне захотелось поделиться своей радостью с другими. Может быть, это глупость, но когда я пришил первую пряжку, мне это очень понравилось. Я даже в Facebook писал: «Хотелось бы, чтобы все священники носили такую красивую обувь».

Пуаро

В церковной жизни моими примерами являются Антоний Сурожский, Александр Шмеман, Григорий Кочетков. Кроме того, труды и проповеди академика Сергея Сергеевича Аверинцева. А мой герой из мирской жизни, как ни странно, Эркюль Пуаро в исполнении Дэвида Суше.




Вспомните этот образ: всегда опрятный, несмотря на то что его окружение уже поддалось духу времени и стало носить бесформенные костюмы, пренебрежительно относясь к собственному внешнему виду и манерам. Он воплотил близкий мне образ: трость, карманные часы, пенсне, безупречные манеры — все это помогало ему сосредоточиться на деле, и он стал великим, стал помощником для людей, просто исходя из своего образа жизни.



В последние годы, смешно сказать, я стал подражать Пуаро: разумеется, там, где мог себе это позволить. Подрясник — черный, ряса — черная. Но я заказал себе гамаши, как у Пуаро, и часто надеваю их на ботинки. Приобрел карманные часы — начала ХХ века, «Зенит». Купил шатлен — цепочку, на которую часы крепятся. Специальные кармашки пришил к подряснику.
У меня есть проблемы со зрением — и я нашел старое, XIX века, пенсне. Потом на аукционе в интернете приобрел трость 1906 года с серебряным набалдашником. Конечно, я понимаю, что в данном случае это бегство от реальности. Но, а как еще? Слабость человека, грехи, бывает, вынуждают к бегству.



Хочется убежать через какую-то мечту. Смотришь, например, на ложки — как на мечту. А ведь у меня были ложки. Они вынимались, чтобы украсить обеденный стол, когда приходили гости — ложки были сделаны в честь английского принца, который в 1936 году отказался быть королем, потому что был влюблен. Он в течение года думал и в конце концов отрекся от престола. А ложки в его честь сделали — и они были в моем доме. Я ими гордился. Потом я их продал. Мне часто приходится продавать вещи, чтобы погасить кредитные долги.

Кладбище

95 процентов священников не носят облачений в мирской жизни. Они идут по улице — и мы их даже не видим. Сегодня священнику быть в духовном платье — тяжело. До революции как красиво одевалось духовенство! Я имею в виду белое духовенство, конечно. Сохранились фотографии, где они носят шляпы — большие, широкополые, светлые. Сейчас же вся культура церковного платья — она в храме, потому что только там священник не стесняется носить платье. На голове всегда скуфья — они никогда не носят шляпы. И черное, черное, черное. Надень цветную рясу с вышитыми цветами современный священник — да он двух шагов бы не прошел. Ему бы сказали: «Ты что, скоморох?» А святой Иоанн Кронштадтский ходил в таких рясах.
30 лет как мы избавились от советской власти, но по-прежнему живем так, как будто свободы нет.
Я, конечно, не могу назвать себя свободным человеком, иначе бы я восемь лет не лечился от депрессии. Я хожу гулять на кладбище как место, где лежат свободные люди. Место, где все внешнее уже ушло, остался только дух.

Свобода

Я чувствовал отсутствие свободы и раньше, но это ощущение стало обостряться, когда я увидел по-настоящему свободных христиан — из общины «Преображенское братство». Вот там и дух, и смысл идут рядом. Этих христиан у нас в Твери очень не любили, но я пригласил их в свой храм совершать свободные службы на русском языке. Церковнославянский, даже если человек очень хорошо его знает, не транслирует современность, не отсылает к сегодняшней жизни. В течение шести лет мы совершали открытые служения святых православных братств. Так я увидел, что есть христианство — свободное. И оно далеко от официальной церкви.
Еще, кажется, в 1876 году отец Иоанн Билюстин из Калязина, открыто заявил в журнале «Общественный вестник»: «То христианство, которое у нас сейчас в империи, не имеет отношения к тому христианству, где во главе стоит Христос».
Вся история человечества — это бегство от свободы. А Бог человека дергает и говорит: «Что ты? Свобода — это то, что тебя отличает от всех других творений!»
Ты можешь владеть всем миром или обрести спокойствие, но без свободы перестаешь быть человеком. Нельзя быть счастливым и быть несвободным. Бог сотворил человека, чтобы самому быть счастливым. Он не мог не сотворить человека, потому что счастьем хочется делиться.

Спасение

После смерти Бог не спросит, был ли ты бедным или богатым. Он даже не будет спрашивать о тяжких грехах. Единственный вопрос у него будет такой: а был ли ты человеком, помогал ли ты ближнему? Посетил ли больного, заключенного? Такие вопросы будет задавать Бог. И если человек сохранил человечность, то, я считаю, он обретет спасение. Даже если он формально по современным меркам был далек от церковной жизни.
Я близок, но это не спасает. Несмотря на то что можно отправить письмо в Австралию, одиночество бьет меня по лицу. Говорить об одиночестве священника глупо, конечно, ведь священник всегда с Богом. Но это есть. Я пытаюсь справиться с этим, идя к нему двумя своими хромыми ногами.

Источник : Сноб.

А мне понравилось, как А.Невзоров прошёлся, в который раз, по попам в этой связи:





― Наивный поп из Твери — вы все видели, — он решил в Инстаграме — поделиться своим маленьким счастьем по примеру всяких там многоопытных дур с надувными губами, всяких гламурщиков. Он запилил в Инстаграм фоточки с поношенными башмачками и с прошлогодней, по-моему, коллекции Гуччи. Помните, там были с такими буратинскими, дурацкими пряжками, нетипично идиотскими для Гуччи? И такие же были чемоданчики.

И, вообще, надо сказать, что этот тверской попик, он, мало того, что он безобидный, он трогательный очень. Он свои маленькие ножки одевает в эти свои Гуччи, прикладывается молитвенно к виттоновским чемоданчикам, всё оглаживает… Ну, действительно, лучше верить в Гуччи, чем в набор злобных еврейских сказок.

В.Дымарский

―Опять евреи виноваты.

А.Невзоров

― А вот интернет-общественность до сих порвет бедного попика на части и упрекает его в нескромности за роскошь — в нескромности! — и это при живом-то Гундяеве. Вот дядьку чморят за тапочки, которые стоят 16 тысяч рубликов при живом Гундяеве, который постоянно демонстрирует на себе прикиды и брюлики стоимостью от 4 до 15 миллионов.

О.Журавлева

―21― Александр Глебович, но здесь же его не за это чморят, а за то, что он наивный, за то, что он вот так прямо — бац! — и в Инстаграме всё это выкладывает.

А.Невзоров

― Правильно. Вот поэтому за него и надо вступиться. Здесь у нас есть хороший повод, я бы сказал, важный повод поговорить и про панагии и про митры. Вот когда Гундяев выходит на свое подиум, то можно, во-первых, обозреть целиком его НРЗБ и легко его обсчитать. И легко убедиться в том, что я говорю здесь абсолютную правду. И не надо песен про то, что это какая-то спецодежда.

А.Невзоров: В любой проблемной ситуации, как бы ни было, надо помнить — всегда виновата власть


О.Журавлева

Ну, а что же это?

А.Невзоров

― Нет. Эта спецодежда, во-первых, не должна быть такой. Вот то, в чем он одет, называется сакккос — это часть епископского облачения. Переводится это как «мешок». А ряса переводится как лохмотья или очень сильная выгоревшая, потертая одежда. То есть вот эти облачения не должны быть такими. Они могут быть и ситца в горошек, они могут быть из холста. И какое-то магическое значение, в которое верят христиане, имеют только формы этой одежды, но совсем не те тряпки и н те брюлики, которые на них навешаны.

В.Дымарский

―НРЗБ.

А.Невзоров

― На магические потенциалы стоимость тканей ни в малейшей степени не влияет. И вот сейчас очень смешно будет, потому что в Твери сегодня собралась дисциплинарная епархиальная комиссия, которая будет судить этого скромнягу и соберутся люди…

В.Дымарский

―Интересно, в чем они будут.

А.Невзоров

― На каждом напялено шмоток на 500–700 тысяч рублей, и будут распинать носителя шлепанцев за 16 тысяч. Открывайте интернет — на самом деле, все это легко считается. Там даже самые бедненькие, самые ширпотребные церковные шмотки, самый рядовой саккос из такой китайской парчи, о которую матерый архиерей даже ноги вытирать не будет, — такой саккос стоит примерно под 250 тысяч. А омофор стоит под 80, самая скромненькая митра — 200, панагия — 200. А панагию носят парами. А всякие там палицы, дикирий, трикирий, поручи, орлецы, мантии — это еще на 300 тысяч. И это такой самый нищебродский провинциальный вариант, и то уже тянет на миллион. Добавьте сюда свиту, облачение которой тоже обойдется примерно где-то миллионов НРЗБ

Блин, что там у этих расшифровщиц, сера в ушах? Цифру разобрать не могут...