В пятницу вечером «Остапа понесло». После отличного ужина с французским вином, посланным лично бароном де Ротшильдом, с куриной котлеткой, тремя салатами, сыром на десерт и кофе с ликёром и шоколадным пирогом, о чём снято фото и будет, возможно, ещё рассказано и показано, я сел, и не вставая часа два накропал следующее.
Дальше пойдёт много букв, несколько ссылок и один портрет.
Когда, лет двадцать с лишним тому назад, я работал на Карельском телевидении. Редактором.
И там же со мной рядом работал некто Ананьин. Тоже вроде сначала редактором, потом каким-то администратором, ещё кем-то, от него остались в моей памяти расплывчатые очертания какого-то несуразного мужичонки с головой набок и с одной ногой короче другой.
Я бы его ни за что никогда не вспомнил через такой промежуток времени, если бы один раз жизнь меня не столкнула с ним в эпизоде, который был таким же несуразным, как он сам.
Когда он понял, что ни редактора, ни журналиста из него не получается, к тому же захворал вроде, то его посадили на какую-то непыльную бумажную работу типа распределять планы передач, вставлять наши редакторские заявки в сетку расписания, то есть чисто для «кувшиного рыла» работёнка была.
Для этого в конце коридора, через две двери от нашей редакции, и через одну от соседней, молодёжной, прославившейся передачей «99-209», ему отгородили закуток, куда едва вмещался стол и стул, соорудили дверь, полустеклянную, и поставили телефон и что там еще? Ну, пишущую машинку, наверное. Дело было к концу 1980х годов, может уже был 1988 или даже 1989, в конце которого я уволился с этой помоечки.
И вот как-то раз отношу я ему заявку, подаю. Ему и надо-то всего было взять и вложить в соответствующую папочку и распределить время для съёмок и вставить в сетку вещания. Рутина, которую до него проделывали сто пятьсот раз без проблем. Расписание сделать надо было, так сказать. А у меня заявка такая для этого была составлена, на двух листах. Сдавал их прежде, наверное, сотню и никаких проблем не было. Ну а Ананьин был свежепосаженный туда, в «отдельный кабинет», пылал «административным восторгом» и придрался к небрежно мной поставленой дате или чему-то чего я уже упомнить никак не в состоянии. На его замечание я сказал. что-то вроде: «Ну так исправьте сами, на как вам будет удобно. Мне всё равно, я подстроюсь». И вдруг... человека затрясло, он узрел в моей фразе непочтение и буквально бросился меня чуть ли не душить. Кулачонками замахал, закудахтал, завопил, шея набок, глазенапы выпучены, думал, кондратий болезного тут и хватит. Я к тому времени уже года два как «качался» у Вадима Маркелова, так что мог бы чуваку сдачи дать, конечно. Но мы же на работе, не в кабаке. Я ручонки его отстранил, усмехнулся и ушёл. На следующей летучке сказал, что это хорошо, что Ананьину дали отдельную каморку, только ещё бы не мешало соорудить решётку и надпись: «Осторожно, злой администратор. Бросается на людей без видимых причин». Поскольку все коллеги знали его норов, то шутка всем понравилась, а Ананьин, само собой, меня возненанивидел. Но мне было пофигу, потому что я из того болотца уже вострил лыжи. Перестройка шла полным ходом и в нашей медвежьей столице. При первом удобном случае я слинял, уже в 1989 году, и не прошло даже года, как я организовал в Петрозаводске первое в истории Карелии частное ТВ, но это уже другая история.
Вы удивитесь, конечно, но рассказ дальше не пойдёт ни обо мне, ни об Ананьине. Этот последний, похоже жив и «still kicking”, судя по всему и по фото с сайта Карельской телерадиокомпании.
Ананьин в 2010 году.
И, главное, эта душка ещё и «переводит». Видит, так сказать, Уильяма нашего Шекспира в новом свете:
«Презентация нового русского перевода трагедии Уильяма Шекспира "Гамлет, Принц Датский" состоялась в Петрозаводске ... Заново перевёл классика и немного поразмышлял на полях перевода поэт и журналист Валерий Ананьин. Поэтический перевод Ананьина специалисты уже называют большим событием в филологической науке России. Работа над книгой шла несколько лет. Особенностью издания является обширный комментарий, который составляет половину сборника. Это размышления автора о пьесе и различных вариантах её толкования. Заметки появлялись постепенно, в ходе работы, отсюда и название: "Записи на полях перевода". Эти примечания стали неотъемлемой частью новой книги.»
Эвона как. Я-то всегда знал, что он «переводит». Как знал и то, что английского сей чел не знал НИКОГДА и ВООБЩЕ НЕ ЗНАЛ. То есть, не, конечно, в школе там учил, в ВУЗЕ, если кончал таковой, тоже «проходил». То есть, для того, чтобы составить подстрочник с переведённого на современный английский Шекспира его хватило, безусловно. А дальше, видать, следовал «полёт мысли» и тридцать томов замечаний на полях творений барда.
Но, опять же, я не про Ананьина, а про подход к переводу. Настоящему переводу. Не вольному поэтическому изложению, которое делается по подстрочнику автором, не знающим языка оригинала. Ну, типа, как Зощенко "перевёл" с финского повесть Майю Лассила. «За спичками» (Tulitikkuja lainaamassa). Пересказал суть, так сказать. Надобавлял того, чего никогда не было в оригинале. Ну а мужики-то откуда им знать, подумали, что так и былО. Ну а я-то знаю, потому что учился финскому, в том числе и по оригиналу этой книги.
Длинное предисловие, однако, к тому, что я хотел сказать. А изначально желалось ведь всего-навсего радостью поделиться.
Приобрёл я намедни «всего Брассанса». Все песни, больше 200 числом, которые «дядюшка Жорж» написал или спел, плюс несколько тех, что пели на испанском за него. И с книжкой его биографии и текстами песен. Оказалось, что несколько десятков номеров я и не слышал никогда, хотя считал, что знаю всё исполненное им к своему-то возрасту. Как-никак интерес к «тонтону Жоржу» проявляю лет с 18, когда усвоил французский уже вполне хорошо, чтобы ценить его изысканную поэтику.
Ну, послушал песенки, тексты мне читать не надо – всё на слуху. Не знаю уж зачем, но решил посмотреть, а как у нас с переводом Брассанса на русский. Взял одну песню, «À l’ombre des maris », вставил в Гугель. Получил перевод какого-то Фрейдкина. Вспомнил, что кто-то мне говорил, что один из крутых авторитетов в сфере «брассансоведения» на русском. Стал читать и ухуел, как те мужики, перед которыми некто, назвавшийся Лениным, разрубил бревно на поленья ударом руки.
Поешьте и вы той ухи, дорогие друзья. Вот оригинал нескольких строчек песни.
A l'ombre des maris
Les dragons de vertu n'en prennent pas ombrage
Si j'avais eu l'honneur de commander à bord
A bord du Titanic quand il a fait naufrage
J'aurais crié: "Les femmes adultères d'abord!"
Ne jetez pas la pierre à la femme adultère
Je suis derrière…
Вот мой дословный, непоэтический перевод. Без сохранения размера и ритма. Но верный, ручаюсь.
В тени мужей.
Защитницы добродетели да не обидятся на меня. Если бы я удостоился чести быть капитаном «Титаника», когда он терпел крушение, я бы крикнул: «Первыми в шлюпки – изменщицы!» Не бросайте камней в прелюбодейку – я за ней стою...
Теперь давайте прочитаем перевод Фрейдкина и ужаснёмся все вместе:
В тени мужей
Пусть мне вонзят перо адепты правил строгих,
пусть на меня ополчатся враги и друзья,
но я уверен в том, что нет мужей безрогих –
так уж устроены бабы, Господь им судья.
Полон я к жёнам неверным
почтеньем безмерным,
неимоверным
То есть, «перевод» с оригиналом не имеет ничего почти общего, кроме заголовка, который невозможно просто перевести иначе, то есть возможно, конечно, но тогда стих никто вообще не узнает.
Понимаете, у нас, у переводчиков, а я могу не только себя переводчиком назвать, но и предъявить соответствующие бумаги, есть ведь свой инструментарий и своя терминология. Как и во всяком ремесле, есть азы.
В частности, один из этих азов гласит: «Не опускай!» - не выпускай в переводе значимые элементы, которые составляют суть оригинала, иначе это не будет перевод!
То есть, проще говоря, если в оригинале есть «Титаник» и его капитан, то изволь его отразить в переводе.
Нет капитана в «переводе» Фрейдкина. Nada. Никакого. Заменён «ополчением врагов и друзей».
Нехило трактует, собака.
Другой элемент, антонимичный первому, гласит: «Не добавь!» Никогда не вводи в перевод новый элемент, не суй туда то, чего нет в оригинале.
Нет там и близко слов с таким смыслом: «но я уверен в том, что нет мужей безрогих». И никогда не было.
Теперь вы понимаете, почему я вспомнил про Ананьина? Хотя, конечно, бедный Ананьин, может быть и не так плох, как Фрейдкин. Я ж переводов его не читал и не собираюсь. Может, он и вправду гени(Т)ален, тем более Шекспир из гроба не встанет, чтобы нервно покурить в сторонке, прежде чем всю правду сказать на русском к тому же.
А Фрейдкина, вот, один стих прочитал. Сподобился.
Теперь вы видите к чему ведёт незнание языка оригинала? Да к полному и абсолютному отходу на сто километров от оригинала!
К счастью, не все такие, как М. Фрейдкин. Вот есть переводчик, без кавычек на этот раз. Б. Рысев.
Сравните сами.
В ТЕНИ МУЖЕИ
пер.Б.Рысева
Скажу вам напрямик, кто может - осуждайте,
Если б "Титаника" был я тогда капитан,
Когда тонул титан, я крикнул бы:"Спасайте
В первую очередь жен всех неверных, то'сть - дам!"
Грешницу бить не смей! Не бросайте камней -
Я там - за нею!
Ведь тут что ещё важно? Опять же, если говорить о терминологии. Существует, кроме «опущения» (omission), я пользуюсь здесь и далее французской терминологией, как переводчик на французский по диплому, ещё и «потеря» (perte). То есть не только смысловой элемент не должен теряться (Титаник), но и экспрессивный тоже, желательно. В оригинале идёт аллюзия на Новый завет, на Евангелие от Иоанна.
Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле.
То есть надо этот элемент сохранять, если ты переводчик, а не рифмоплёт по мотивам произведений. Что это вот за высер вместо евангельского намёка? Что такое?
Полон я к жёнам неверным почтеньем безмерным,
неимоверным
Где это в оригинале? Даже и близко нет.
Ведь смог же тот же Рысев:
Грешницу бить не смей! Не бросайте камней -
Я там - за нею!
Дальше, конечно, я мог бы сказать, что мне лень показывать дурь и лень Фрейдкина и на этом закончить. Но, поднатужусь. Покажу ещё место. И приведу в пример адекватного мышления того же Рысева.
Оригинал:
Ils sont loin mes débuts où, manquant de pratique
Sur des femmes de flics je mis mon dévolu.
Je n'étais pas encore ouvert à l'esthétique.
Cette faute de goût, je ne la commets plus.
Oui, je suis tatillon, pointilleux, mais j'estime
Que le mari doit être un gentleman complet
Car on finit tous deux par devenir intimes
A force, à force de se passer le relais
Et je reste, et, tous deux, ensemble on se flagorne.
Moi, je lui dis: "C'est vous mon cocu préféré."
Il me réplique alors: "Entre toutes mes cornes
Celles que je vous dois, mon cher, me sont sacrées."
Казалось бы, чего трудного, вот смысл дословно:
Далеко в прошлом мои начинания, когда, за отсутствием опыта, я брался даже за жён жандармов. Ну не способен я тогда был к восприятию эстетики. Больше такой неразборчивости во вкусах я не допущу. Да, я стал разборчив, привередлив, но считаю, что муж должен быть полным джентльменом, потому что, в конечном счёте, мы становимся близкими друзьями, ведь мы передаём эстафету. Я перед ним рассыпаюсь в комплиментах: «вы мой любимый рогоносец!», а он мне в ответ: «Среди всех моих рогов, те, что вы мне наставили-священны»
Нет, Фрейдкин лезет из кожи вон, чтобы блеснуть тупостью кажущейся оригинальности.
В юности как-то раз я, словно лох педальный (!),
Плотские радости с бабой жандарма познал.
Запомнил хорошо я опыт тот печальный –
С той поры мне мой вкус уже не изменял.
Надо, чтоб муж всегда тактичен был со мною,
если ж правильный тон он не сможет избрать,
не только не смогу я спать с его женою –
с этим гадом я рядом не сяду и срать.
И я, оставшись с ним, твержу, приняв полбанки:
"Ты – идеал рогоносца из детской мечты!"
(Вот, блин, объясни мне, Фрейдкин, почему это ребёнок в детстве своём мечтает о рогоносце?! Ну какая, к чёрту, детская мечта, когда и слова-то такого ещё не знаешь? Ты что, сука, пьяный «переводил? Приняв «полбанки»?)
А он в ответ: "Из всех рогов в моей вязанке я люблю только те, что наставил мне ты!"
Где, так тебя и разэтак, ты видел рога в вязанках? Даже у Ильфа с Петровым в их конторе рога приносились в мешке и никаких вязанок.
Через два часа стряслась новая беда. Пришел мужик с тяжелым мешком. – Рога кто будет принимать? – спросил он, сваливая кладь на пол. Великий комбинатор со страхом посмотрел на посетителя и его добро. Это были маленькие кривые грязные рога, и Остап взирал на них с отвращением. – А товар хороший? – осторожно спросил начальник отделения. – Да ты посмотри, рожки какие! – загорячился мужик, поднося желтый рог к носу великого комбинатора. – Рожки первый сорт. Согласно кондиций. Кондиционный товар пришлось купить. Мужик долго потом пил чай с Паниковским и рассказывал о деревенской жизни, вызывая в Остапе существенное раздражение человека, зря потерявшего пятнадцать рублей. – Если Паниковский пустит еще одного рогоносца, – сказал Остап, дождавшись ухода посетителя, – не служить больше...
Ну, а теперь посмотрим, как можно было бы и в ритм попасть и приличия соблюсти. Снова Рысев:
Что вспоминать дебют - наивный, допотопный
Я ж с половиною "мусора" юность прожил.
С тех пор прошел я курс, имею вкус и опыт
Горько жалею - в кого же я столько вложил!
Теперь же я не прост, педант - порой сверх меры:
Мужем назвался - веди себя как джентельмен
Ведь не хватает всем Надежды, Любы, Веры,
Так передай эстафету другому - в обмен.
Муж умоляет - Ну смилуйся, ну потерпи!
Я слаб, я остаюсь, пытаюсь сгладить лестью
- Не рогоносец, вы - рыцарь Печальных Рогов!
А он в ответ - Мон шер, скажу я вам по чести,
Были - кривые, но ваши - подарок богов!
На мой вкус, тоже корявенько, (какой такой «мон шер?») но это перевод, а не импровизация ушибленного на голову самопровозглашённого поэта Фрейдкина.
И завершим ещё короткой порцией.
Оригинал:
Et je reste et, parfois, lorsque cette pimbèche
S'attarde en compagnie de son nouvel amant
Que la nurse est sortie, le mari à la pêche
C'est moi, pauvre de moi, qui garde les enfants.
Мой прозаический перевод, я ж «про заек»
И я остаюсь, и когда эта дурында задержится в компании нового любовника, к тому же нянька ушла, муж - на рыбалке, и, тогда я, бедняга, остаюсь с их детьми.
И вот, алелуйя, Фрейдкин, у которого жена, как сучка какая, снедается течкой.
И вот, когда жена, снедаемая течкой,
с новым хахалем едет резвиться в луга,
у няни – выходной, а муж ушёл на речку,
остаётся с детьми ваш покорный слуга.
И разумный Рысев.
С тех пор я здесь осел. И вот когда весталка
(ну, тут на мой вкус надо бы «весталку» хотя бы в кавычки запереть, весталки не порхали к любовникам, а как раз наоборот, очаг хранили)
Вдруг упорхает к тому, кто не жжет очага,
А муж, предатель-муж, он где-то на рыбалке,
То остается с детьми ваш покорный слуга.
Ну а суть-то где? А ссуть они, Сарочка, в твоё парадное, как говорил мой друг, чистый еврей Коля Большаков, рассказывая в сотый раз анкдот про продажу разливного пива в павильоне без туалета, расположившегося рядом с подъездом Сары.
Не читайте Брассанса в "переводе" Фрейдкина. Избегайте эту фамилию как чумы. Возьмите, на худой конец, перевод Рысева, и слушайте оригинал с ним. Вот здесь более-менее приличный звук.