![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
alexnikolbackup
“Самоходы” и легальные резиденты в конце холодной войны
Юрий Андропов стал председателем КГБ в 1967 году с завышенными ожиданиями относительно потенциального вклада политической разведки в советскую внешнюю политику, особенно в отношении Соединенных Штатов. В докладе партийным активистам КГБ вскоре после своего назначения он заявил, что КГБ должен быть в состоянии влиять на исход международных кризисов так, как это не удалось сделать во время Кубинского ракетного кризиса пятью годами ранее. Он приказал подготовить в течение трех-четырех месяцев доклад Первого главного управления (внешней разведки) Центральному комитету о текущей и будущей политике основного противника и его союзников. Главным недостатком текущих операций в США, жаловался Андропов, было отсутствие американских агентов калибра британцев Кима Филби, Джорджа Блейка и Джона Вассалла или западногерманского Хайнца Фельфе. Только вербуя таких агентов, настаивал он, ПГУ сможет получить доступ к действительно высококачественной разведывательной информации. 1
Почти с того момента, как он стал кандидатом (без права голоса) в члены Политбюро в 1967 году, Андропов утвердился как весомая фигура советской внешней политике. В 1968 году он стал главным представителем тех, кто призывал к “крайним мерам” для подавления Пражской весны. 2
В 1970-е годы он вместе с министром иностранных дел Андреем Громыко (фото) стал соавтором основных предложений по внешней политике, выносимых на рассмотрение Политбюро (с 1973 года оба были его полноправными членами с правом голоса).
Дмитрий Устинов, ставший министром обороны в 1977 году, иногда добавлял свою подпись к предложениям, разработанным вместе с Громыко. По словам многолетнего советского посла в Вашингтоне Анатолия Добрынина:
Андропов имел преимущество в том, что был знаком как с внешней политикой, так и с военными вопросами из обширных источников информации КГБ… Громыко и Устинов были авторитетами в своих областях, но не предъявляли особых претензий к областям друг друга так, как Андропов чувствовал себя комфортно в обеих”. 3
При Андропове ПГУ, традиционно опасавшееся брать на себя инициативу в подготовке разведывательных оценок, опасаясь, что они могут противоречить мнению вышестоящих инстанций, реформировал и расширил свое аналитическое направление. 4 В ряде случаев Андропов давал Политбюро искаженные оценки, пытаясь повлиять на политику ЦК. 5
Андропов стал одним из самых доверенных советников Брежнева. Например, в январе 1976 года он направил генсеку сугубо личное восемнадцатистраничное письмо, которое начиналось подхалимски:
Этот документ, который я написал сам, предназначен только для Вас. Если вы найдете в нем что-то ценное для дела, я буду очень рад, а если нет, то прошу считать, что его не было. 6
Хотя Андропов старался не критиковать Брежнева даже в частных беседах с высокопоставленными офицерами КГБ, он прекрасно знал об интеллектуальных ограничениях и ухудшающемся здоровье Брежнева и стремился утвердить себя в качестве его наследника. Генсек уделял мало внимания деталям внешней политики. Добрынин быстро обнаружил, что больше всего в иностранных делах Брежнева интересовали пышность и обстановка торжественных мероприятий:
… почетные караулы, грандиозные приемы иностранных лидеров в Кремле, пышная реклама и все остальное. Он хотел, чтобы его фотографировали для альбомов, которые он любил показывать. Он предпочитал изысканные церемонии подписания итоговых документов работе над ними.
Во время одной из встреч с Добрыниным Брежнев пошёл на время куда-то на верх и появился в фельдмаршальской форме, на его груди звенели медали.
“Как я выгляжу?” – спросил он. “Великолепно!” послушно ответил Добрынин. 8 С 1974 года после серии легких инсультов, вызванных артериосклерозом головного мозга, Брежнев стал полу инвалидом.
В хвосте кавалькады черных лимузинов ЗИЛ, сопровождавших Брежнева, куда бы он ни поехал, находился реанимобиль.
К середине 1970-х годов одной из его ближайших спутниц была медсестра КГБ, которая без консультации с врачами кормила его горстями таблеток. 9
ПОСЛЕ ТОГО, КАК АНДРОПОВ усилил свое собственное влияние и влияние КГБ на формирование советской внешней политики, его амбициозные планы по резкому улучшению политической разведки главного противника так и не были реализованы. Линия ПР (политической разведки) в американских резидентурах не оправдала его больших надежд. В 1968 году разразился скандал вокруг нью-йоркской резидентуры Николая Пантелеймоновича Кулебякина, бывшего начальника Первого (Североамериканского) отдела ПГУ. После того как в Центр поступила жалоба на него, вероятно, из его резидентуры, в ходе расследования выяснилось, что он поступил на службу в КГБ с фиктивной автобиографией. Вопреки тому, что в ней было написано, он не закончил школу и уклонился от службы в армии. Опасаясь, что Кулебякин может дезертировать, если в Вашингтоне ему расскажут о его преступлениях, ему сообщили, что его повысили до заместителя директора ПГУ, и вызвали домой, чтобы он занял свой новый пост. Однако по прибытии в Москву он был с позором уволен из КГБ и исключен из партии. 10
В середине и конце 1960-х годов благодаря, главным образом, двум “самоходам” сотрудники Line PR в Вашингтоне работали лучше, чем в Нью-Йорке. В сентябре 1965 года Роберт Липка (фото), двадцатилетний военный клерк АНБ, вызвал большой ажиотаж в вашингтонской резидентуре, явившись в советское посольство на Шестнадцатой улице, в нескольких кварталах от Белого дома, и объявив, что он отвечает за уничтожение особо секретных документов. Липка (кодовое имя ДАН) был, вероятно, самым молодым советским агентом, завербованным в США и имевшим доступ к высококлассным разведданным, с тех пор как девятнадцатилетний Тед Холл предложил свои услуги нью-йоркской резидентуре во время работы над проектом MAНХЭТТЕН в Лос-Аламосе в 1944 году. В досье Липки отмечается, что он быстро освоил разведывательное ремесло, которому его научили в Line PR. В течение следующих двух лет он вступал в контакт с резидентурой около пятидесяти раз через закладки, мимоходные контакты при встречах и встречи с оперативниками. 11
Молодой руководитель Line PR Олег Данилович Калугин провел “бесчисленное количество часов” в своем тесном кабинете в вашингтонской резидентуре, просеивая массу материалов, предоставленных Липкой, и выбирая наиболее важные документы для передачи в Москву. 12
Мотивы Липки были чисто корыстными. В течение двух лет после того, как он вошел в посольство в Вашингтоне, он получил в общей сложности около 27 000 долларов, но регулярно жаловался, что ему платят недостаточно, и угрожал разорвать контакт, если его вознаграждение не будет увеличено.
В конце концов, Липка действительно разорвал контакт в августе 1967 года, когда по окончании военной службы ушел из АНБ на учебу в колледж Миллерсвилл в Пенсильвании и, вероятно, пришел к выводу, что потеря доступа к разведданным больше не стоит того, чтобы поддерживать контакты с вашингтонской резидентурой. Чтобы отбить у КГБ желание возобновить контакт, Липка отправил последнее сообщение, в котором утверждал, что он был двойным агентом, контролируемым американской разведкой. Однако, учитывая важность предоставленных им секретных документов, КГБ не сомневался, что он лжет. Попытки как резидентуры, так и нелегалов возобновить контакт с Липкой продолжались периодически и безуспешно, по крайней мере, еще одиннадцать лет. 13
Глава в числе других будет публиковаться в ЖЖ (если ЖЖ не сдохнет) фрагментами, так как платформа не допускает больших форм.
Но можете смотреть уже тут
АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ОСНОВНОЙ ПРОТИВНИК. Часть 4.
