Немножко иллюстрированной Финляндии от Куприна и Монтреалекса. Продолжение.

[alexnikolbackup]

Начало тут.

Фасады домов без карнизов и орнаментов; окна расположены несимметрично, они часто бывают обрамлены со всех четырех сторон каменным гладким плинтусом, точно вставлены в каменное паспарту.

На углах здания высятся полукруглые башни, над ними, так же как над чердачными окнами, островерхие крыши. Перед парадным входом устроена лоджия, нечто вроде глубокой пещеры из темного гранита, с массивными дверями, украшенными красной медью, и с электрическими фонарями, старинной, средневековой формы, в виде ящиков из волнистого пузыристого стекла. Уличная толпа культурна и хорошо знает правую сторону.

Асфальтовые тротуары широки, городовые стройны, скромно щеголеваты и предупредительно вежливы, на извозчиках синие пальто с белыми металлическими пуговицами, нет крика и суеты, нет разносчиков и нищих.



Русские военные в Хельсинки.

Приятно видеть в этом многолюдье детей. Они идут в школу или из школы: в одной руке книги и тетрадки, в другой коньки; крепкие ножки, обтянутые черными чулками, видны из-под юбок и штанишек по колено. Дети чувствуют себя настоящими хозяевами города. Они идут во всю ширину тротуара, звонко болтая и смеясь, трепля рыжими косичками, блестя румянцем щек и голубизною глаз. Взрослые охотно и бережно дают им дорогу. Так повсюду в Гельсингфорсе.

Мне кажется, можно смело предсказать мощную будущность тому народу, в среде которого выработалось уважение к ребенку. … Я невольно вспоминаю рассказ моего хорошего приятеля, доктора Андреева, о японских детях.

(Я выпускаю полностью это рассказ. Он не имеет никакого отношения к Финляндии, тем более, что там “… Малыш небрежно шествует посередине тротуара с потухшей папироской в зубах… - прим. монтреалекса)

Не могу я не вспомнить при этом, как однажды осенью мы собирались везти из деревни в Петербург одну очень хорошо мне знакомую девицу трех с половиной лет. Она плакала и кричала в отчаянии: – Не хочу ехать в Петербург! Там все толкаются и все гадко пахнут.

С. Петербург в корнце 18 века.

Для меня вот такие живые мелочи дороже самых убедительных статистических цифр. В них мелькает настоящая душа народа. Сто́ит, например, посмотреть, как летом, в полдень, возвращаются из Петербурга по железной дороге финские молочницы.

Финские молочницы в начале 20 века.

На каждой станции, вплоть до Перки-ярви, высыпают они веселыми гурьбами с множеством пустых жестяных сосудов, перекинутых по обе стороны через плечо. И каждую из женщин уже дожидают на платформе свои. Кто-нибудь помогает ей сойти со ступенек вагона, другой – муж или брат – предупредительно освобождает ее от ноши, домашний пес вертится тут же, прыгает передними лапами всем на платье, возбужденно лает и бурно машет пушистым хвостом, завернутым девяткой.

Продолжение следует.