Это был большой труд. Разумеется, персоналии и дополнения я не стал переводить и вставлять, это заняло бы кучу времени и сил, а у меня выше крыши других планов громадьё. Так что пардон, мсье-дам.

Роль российской разведки

Большинство академических историков не спешат признавать роль разведывательных сообществ в международных отношениях и политической истории ХХ века.
Один из ярких примеров касается истории Радиоэлектронной разведки (РЭР).
Начиная с 1945 г. практически во всех очерках по истории Второй мировой войны упоминается успех американцев во взломе главного японского дипломатического шифра более чем за год до нападения на Перл-Харбор.

Депеша (телеграмма) Циммермана (Zimmermann-Depesche) — телеграмма, которую Артур Циммерман (фото), министр иностранных дел Германии отправил немецкому послу в США. После расшифровки британской разведкой телеграмма была передана американским властям и использована президентом США Томасом Вудро Вильсоном для обоснования объявления войны Германии в конце Первой мировой войны.

Британские успехи во взломе немецких шифров во время Первой мировой войны также были общеизвестны; более того, одна из широко разрекламированных немецких дешифровок, подготовленных британскими шифровальщиками, – телеграмма Циммермана – ускорила объявление войны Германии со стороны США в 1917 году. Но вплоть до раскрытия секрета ULTRA в 1973 г. практически никому из историков (за исключением бывших офицеров разведки, которым запрещалось упоминать об этом) не приходило в голову, что, возможно, крупные успехи в сфере РЭР были достигнуты не только в противостоянии с Германией, но и в борьбе против Японии. Даже после раскрытия важной роли ULTRA в британских и американских военных операциях на западе прошло еще пятнадцать лет, прежде чем кто-либо из историков поднял довольно очевидный вопрос о существовании российской ULTRA на восточном фронте. 1

В конце двадцатого века многие историки, которые сегодня признают значение РЭР во Второй мировой войне, по-прежнему полностью игнорируют его в своих исследованиях холодной войны. Внезапное исчезновение этой разведки с исторического ландшафта сразу после победы над Японией породило ряд эксцентричных аномалий даже в некоторых ведущих исследованиях, посвященных политикам и международным отношениям.

Так, например, в огромной и в основном авторитетной многотомной официальной биографии Черчилля, написанной сэром Мартином Гилбертом, признается его увлечение РЭР в качестве военного лидера, но нет ни одного упоминания о его постоянном интересе к ней в качестве премьер-министра мирного времени с 1951 по 1955 год.

В биографиях Сталина о РЭР говорится еще меньше. Хотя существует несколько прекрасных историй Советского Союза, трудно найти хоть одну, в которой хотя бы в одном предложении рассказывалось бы об огромном объеме данных РЭР, генерируемом КГБ и ГРУ. Во многих исследованиях, посвященных советской внешней политике, КГБ практически не упоминается. Библиография последней академической истории российских внешних отношений с 1917 по 1991 год (издана в 1998 г.), которую британский авторитет назвал “лучшей общей историей советской внешней политики”, не содержит, если исключить биографию Берии, ни одной работы о советской разведке среди более 120 глав. 2

Хотя подобные отклонения ведущих историков отчасти объясняются чрезмерной классификацией архивов разведки (худшее в отношении РЭР), в основе их лежит то, что психологи называют “когнитивным диссонансом” – трудность, с которой все мы сталкиваемся при восприятии новых концепций, нарушающих наше существующее представление о мире. 3 Для многих историков, политологов и специалистов по международным отношениям ХХ века секретная разведка была именно такой концепцией. Конечно, наивно полагать, как это делали некоторые “шпионские писатели”, что самые секретные источники обязательно дают самую важную информацию. Но также наивно полагать, что исследования международных отношений и авторитарных режимов ХХ века (это лишь два примера) могут позволить себе игнорировать роль спецслужб. С наступлением нового столетия традиционное академическое пренебрежение к разведке переживает серьезный, если еще не окончательный, упадок. Появилось новое поколение ученых, которые в меньшей степени, чем большинство их предшественников, дезориентированы ролью разведки и ее использованием (или злоупотреблением) политиками 4. Их ждет обширная исследовательская программа.

Исследования, посвященные советской эпохе, уже подорвали распространенное представление о базовой симметрии между ролью разведки на Востоке и Западе.

ЧК и ее преемники занимали центральное место в функционировании советской системы таким образом, каким никогда этого не делали разведывательные сообщества в управлении западными государствами.

Великий диссидент XIX века Александр Герцен (портрет), возможно, первый настоящий русский социалист, говорил, что в ХХ веке он боится “Чингисхана с телеграфом” – традиционного деспота, обладающего всей мощью современного государства.

В сталинской России кошмар Герцена стал реальностью.

Но власть сталинского государства, как понял Джордж Оруэлл, была в значительной степени тайной властью. Построение и выживание первого в мире однопартийного государства в России и ее “ближнем зарубежье” зависело от создания после Октябрьской революции беспрецедентной системы слежки, способной отслеживать и подавлять любые формы инакомыслия.

В романе “1984” Оруэлл изображает государство, построенное на почти тотальной слежке:

Невозможно было понять, следят ли за тобой в тот или иной момент. О том, как часто и по какой системе “полиция мысли” подключается к тому или иному проводу, можно было только догадываться. Можно было даже предположить, что они следят за всеми постоянно. Но в любом случае они могут подключиться к вашему проводу, когда захотят. 5

Миллионы людей в сталинской России чувствовали за собой почти такое же пристальное наблюдение, как Уинстон Смит в романе “1984”. “Из-за повсеместной распространенности осведомителей НКВД, – пишет историк Джеффри Хоскинг (фото), – у многих людей не было никого из знакомых, кому бы они полностью доверяли”. 6

Основы сталинского государства слежки были заложены Лениным, самым ярым сторонником ЧК в большевистском руководстве, который отвергал протесты против ее жестокости как слабые “стенания”. При личном содействии Ленина ЧК постепенно проникла во все сферы жизни советского режима7. Например, когда Ленин хотел искоренить празднование русского Рождества, он обратился именно в ЧК. “Все чекисты, – распорядился он 25 декабря 1919 г., – должны быть начеку и расстреливать каждого, кто не явится на работу из-за “Николы” (дня святого Николая) 8.

Сталин использовал преемников ВЧК – ОГПУ и НКВД – для проведения самых масштабных в истории Европы преследований в мирное время, жертвами которых стали большинство партийного руководства, высший командный состав и даже комиссары госбезопасности, отвечавшие за осуществление Большого террора.

Среди западных наблюдателей за террором, неспособных понять, что такие преследования возможны в, казалось бы, цивилизованном обществе, наблюдались хрестоматийные случаи когнитивного диссонанса.

Американский посол Джозеф Дэвис сообщил Вашингтону, что в ходе показательных процессов были получены “доказательства, не вызывающие сомнений, которые оправдывают вердикт о виновности в государственной измене”.

Историк сэр Бернард Парес, считающийся ведущим британским специалистом своего поколения по русскому языку, писал в 1962 году:

“Почти все [осужденные на процессе] признали, что участвовали в заговоре против жизни Сталина и других, и в этом нет необходимости сомневаться”. 9

После Второй мировой войны НКВД и его преемник, МГБ, сыграли центральную роль в создании новой советской империи в Восточной и Центральной Европе. Их роль, согласно ханжеской советской официальной истории, заключалась в “помощи народам освобожденных стран в создании и укреплении свободной внутренней формы правления “10 , т.е. в создании ряда послушных однопартийных государств вдоль западных границ Советского Союза. На всей территории советского блока важнейшую роль в установлении сталинских режимов сыграли службы безопасности и разведки, созданные по образу и подобию МГБ. Даже в Германской Демократической Республике число информаторов было в семь раз больше, чем в нацистской Германии. Как и в Восточной Германии, многие руководители новых однопартийных государств были не только верными сталинистами, но и бывшими советскими агентами.

Хотя послесталинские враги народа были переведены КГБ в разряд диссидентов и подверглись менее убийственным методам репрессий, кампания против них оставалась бескомпромиссной. Для понимания устройства советского государства необходимо более детальное исследование методов социального контроля КГБ. Заметки Митрохина о документах внутренних управлений КГБ, попавших в картотеку ПГУ, свидетельствуют о том, что в архивах современной российской службы безопасности – ФСБ – до сих пор хранится огромное количество совершенно секретных материалов о функционировании советской системы. Одним из нововведений КГБ в годы холодной войны стало карательное использование психиатрии против идеологических диверсий.

Вся глава: Архив Митрохина. Глава 31. ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ОТ ОДНОПАРТИЙНОГО ГОСУДАРСТВА К ПРЕЗИДЕНТСТВУ ПУТИНА – Личный блог русского переводчика в Монреале (montrealex.blog)