![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
alexnikolbackupВо-вторых у меня в подростковом возрасте был друг Женя Кривошей, по матери - Тхуре, благодаря которому я многое узнал, примерно с 8 класса, о том, что люди могут жить, совсем рядом причём с нами, куда более нормальной жизнью, чем жили мы.
В-третьих, у нас в семье примерно с 1962 по 1972 год ( я могу чуть ошибиться в датах) жила финка - Мария Осиповна Кекконен. Как она поселилась у нас и почему, я расскажу, когда приведу в порядок мамины воспоминания.
Ну и мой друг по жизни и в ЖЖ Саша Изотов, несмотря на свою русскую (по отцу) фамилию, тоже наполовину финн, хотя мы встретились и задружились уже спустя солидное время после наших взаимных отъездов за рубеж.
Я не то чтобы не люблю, но избегаю слова иммигрант (эмигрант) по той простой причине, что формально числюсь "временно пребывающим за границей". Время моего пребывания довольно растянулось, 23 мая 2015 года будет 17 лет, но тем не менее ПМЖ у меня как не было, так и нет.
Всё время интересуюсь этой страной, к немногословным людям этим испытываю бесконечное уважение за их непереводимое на русский язык качество sisu. Любой финн поймёт, что это такое и даже может улыбнуться. если вы упомянете это слово.
Поэтому, когда уведел на сайте Yle этот материал, не мог удержжаться, чтобы не перепостануть. Виктора Киуру, о котором прочитаете ниже я, вроде, даже знал.
Во всяком случае встречал на улицах Петрозаводска или в редакции "Северного Курьера" точно. Только события и лица забываются...
Итак, рассказы о судьбах.
Кокконен
Спасибо, что жива...
Когда-то в детстве я спросила у бабушки: “Счастлива ли ты?” Слегка подумав, она ответила: “Наверное, да, счастлива, потому что все дети остались живы, только самый младший младенец умер от голода по пути в Сибирь”.
С годами по крупицам, из воспоминаний родственников, выстроилась хронология событий и этапов жизни моих близких, начиная с довоенных времен.
На Карельском перешейке, в пяти километрах от довоенной границы, в деревне Рокосаари (Rokosaari) жили Кокконены, причем с такой фамилией была чуть ли не половина деревни. С каких территорий Суоми они туда переселились, никто не помнил; женились и выходили замуж за жителей из соседних деревень.
В семье моей бабушки Анны и Ивана Кокконен было шестеро детей: Виктор, Айно, Эмма, Арво, Эди и самый маленький, имени которого не сохранилось.
Перед началом боевых действий (Зимняя война 1939 год. – прим. ред.) в деревню вошли части Красной Армии, жителям было приказано покинуть свои дома. Из мужского населения кто-то успел уйти через границу, остальных отправили в трудовые лагеря. Два брата моего деда звали и Ивана уйти в Финляндию, но он не мог оставить жену и детей. Впоследствии он попал в трудовые лагеря, а из братьев один жил в Финляндии, другой – в Швеции. Но где? Все связи были потеряны и по сей день неизвестны. Дедушка встретил своих детей только в шестидесятые годы, и у него была уже другая семья.
Женщинам с детьми было приказано отправиться на паром через Ладожское озеро, но часть жителей спряталась в лесу и жила в вырытых в земле жилищах – “землянках”. Среди них была и моя бабушка с детьми. Позже жители говорили, что паром разбомбили с самолетов, на которых были красные звезды. До последних дней бабушка хранила это в тайне.
Семья Кокконенов, 1940-ой год.
Фото:
Natalia Blizniouk.
Позже оставшихся жителей перевезли по Дороге жизни через Ладожское озеро, посадили в товарные вагоны и повезли куда-то далеко и долго. Не было еды, не стало у бабушки молока кормить маленького... Его похоронили где-то на полустанке в поле, теперь никто не знает где.
Поездов таких было много, жители проезжаемых деревень знали, куда везут товарняки. Поезда останавливались в тайге, зимой, всех высаживали и оставляли погибать от холода и голода.
Поезд остановился на станции: город Омск. Люди выходили набрать воды, найти какую-то еду. К бабушке подошла женщина (спасибо ей огромное) и сказала: “Если хочешь спасти детей, сделай так: оставь двоих на станции, а когда поезд поезд тронется, начни кричать, что у тебя потерялись дети, они отстали от поезда и тебе надо за ними вернуться. И вы сможете потом сесть на следующий поезд все вместе”. Бабушка так и сделала: оставила на вокзале старших Виктора и Айно (мою маму), смогла сойти с поезда на следующей остановке, вернуться обратно в Омск с оставшимися детьми и найти Виктора и Айно.
Другой добрый человек (спасибо ему огромное) посоветовал бабушке спрятать документы, в которых указана фамилия и национальность, и поехать в дальний колхоз, сказать, что документы утеряны или что их украли по дороге – так будет возможность остаться в живых. Бабушка так и сделала: она закопала где-то в лесу все документы, добралась с детьми до учхоза (учебное животноводческое хозяйство) в Омской области и работала там телятницей, выращивала маленьких телят. И дети остались живы. Спасибо бабушке, что осталась жива!
В 1960-е годы во главе страны был Н. Хрущев, и было разрешено репрессированным народам вернуться в родные края. Из Сибири с бабушкой вернулись сын Арво, дочери Эди, Эмма и Айно с детьми (это была я, Наталья, и брат Андрей). У старшего бабушкиного сына Виктора было уже четверо детей, всех пришлось записать под фамилией измененной – Кокóня. И только в восьмидесятые они смогли вернуть себе настоящую фамилию Кокконен.
Эмма вернулась без детей, они остались жить со свекровью в Омске, после чего она сильно заболела и умерла, а дети умерли в возрасте тридцати лет.
К моменту возможного переезда в Финляндию все бабушкины дети ушли из жизни, а из тринадцати внуков четверо остались в Сибири, четверо умерли в возрасти 30-40 лет, и только четверо смогли переехать. Теперь нас только трое, мой брат, к сожалению, успел прожить в Суоми лишь один год и неделю: остановилось больное сердце.
Тринадцатый внук, Олег, самый младший сын Эммы, возможно, живет в Финляндии или Эстонии (его отец был эстонец), сведений нет, и хотелось бы разыскать его.
Я со своей семьей переехала в Финляндию в 2000 году. Случайно узнали от женщины, которая жила уже в Суоми, что есть закон, по которому люди в финскими корнями могут переехать на историческую родину.
Семья Близнюк, 2014 год.
Фото:
Natalia Blizniouk.
К этому времени, после нескольких кризисов в российской экономике и политике, появились опасения за жизнь и будущее детей. Спасибо мужу Александру, что настоял на оформлении документов на переезд в Финляндию. Мы переехали – и началась... “совсем другая жизнь”. У меня было ощущение, что я здесь жила всегда, что я вернулась в “детство”. Люди, приветливые, разговаривали на том же языке, что и моя бабушка, и внешне очень на нее похожи. Цветы растут те же, что в нашем саду, когда я была маленькая. А финский язык “сам собой” оказался у меня в голове, мне почти не пришлось его заучивать.
При общении с финнами они очень тепло и близко к сердцу принимают рассказы о нашем прошлом. В России я всегда ощущала себя “не русской”, потому что нельзя было говорить, какой национальности твои родные, есть ли родственники за границей, приходилось хранить в тайне историю семьи.
В Суоми я чувствую себя “дома”, ощущаю себя финкой, которая родилась в Сибири и какое-то время прожила за пределами Финляндии.
По поводу будущего ингерманландского народа: в России даже нет такого вопроса и народности, а в Финляндии, я думаю, что это история – общая всего финского населения без каких-либо различий.
Наталья Близнюк (1958 года рождения)
(потомок Кокконеных)
P.S. Часто размышляю об истории своей родни и иногда думаю, что она достойна быть напечатанной и даже может быть снятой в фильме, она вполне созвучна роману С. Оксанен “Очищение”, только наша история про финнов, оказавшихся “по ту сторону” фронта.
Киуру
Зовут меня Виктор Киуру, мне 77 лет. Родился я в Южном Казахстане, в хлопководческом совхозе Пахта-Арал, куда в 1935 году сталинский режим сослал моих родителей с детьми. Вскоре от перемены климата умерли их дети, мои братишки. Позже, в 1940 году отцу удалось переехать в Восточный Казахстан с более благоприятным климатом, где я и поправил свое никудышное к тому моменту здоровье.
Виктор Киуру с мамой
Фото:
Viktor Kiuru.
В 1942 году отец Иван Данилович уходит в трудовую армию, а в 1945-м я иду в школу и постепенно забываю слова на финском и говорю только на русском. В 1956 году, после смерти Сталина, отец разыскал брата, и мы переехали в Петрозаводск. В Токсово, где до эвакуации жили родители, въезд был запрещен. После этого была учеба, три года в армии, работа на разных должностях, женитьба – в общем, обычная жизнь советского человека с общественной работой в Федерации шахмат и лыжных гонок Карелии.
Сельхозтехникум, первый курс, 1951 год
Фото:
Viktor Kiuru.
В 1973 году по турпутевке из Финляндии приехал двоюродный брат отца – Данил Киуру из Тампере. Так я впервые познакомился с настоящим финном из капстраны. По воле случая, в 1991 году спорткомитет Карелии по приглашению фермера из Рантасалми Сеппо отправил меня с двумя молодыми лыжниками (чемпионами Карелии) на соревнования в Финляндию. С Сеппо мы подружились и стали встречаться на финской земле и в Петрозаводске. Вместе стали изучать финский и русский языки, даже переписывались.
Позже редакция “Северного курьера”, где я работал спортивным обозревателем, много раз отправляла меня спецкором на чемпионаты по лыжным видам спорта в Лахти и Контиолахти, этапы кубков мира в Куопио и Лахти. Там я познакомился с выдающимися спортсменами России, Финляндии и родного мне Казахстана, у которых брал интервью.
Виктор Киуру, 1954 год.
Фото:
Viktor Kiuru.
Параллельно знакомился с жизнью, работой и досугом финских друзей, к тому времени проживающих в разных губерниях Финляндии. Летом приезжал к ним в отпуск, работал в лесу и на полях, собирал ягоды. Купил здесь машину, а первый Опель мне подарил сосед Сеппо – Юсси. Просто ошарашил меня – подал документы и сказал: “Теперь она твоя! Бесплатно!” Вы представляете, какой шок был у меня.
Во время путча я был в Рантасалми и сильно волновался, следя за происходящим в России. Но все закончилось благополучно, и я спокойно вернулся в Петрозаводск. К этому времени многие ингермаландцы стали перебираться в Финляндию, уехала сестра отца, мой двоюродный брат, многие знакомые, но я не спешил, все надеясь, что свежий ветер принесет положительные перемены и в жизнь рядовых граждан России.
Подошла пенсия, а вскоре и известный указ Тарьи Халонен о последней возможности ингермаландцев вернуться в Финляндию, в моем случае – переехать. К этому времени в Финляндии проживала моя дочь по трудовой визе. Отработав пять лет, она получила право на ПМЖ, а затем получила и гражданство Финляндии. Живет она в Турку, а в Сейняйоки уже в своем доме с семьей живет старшая внучка Евгения.
Туда-то в 2012 году и перебрались мы с женой Ниной помогать молодым. У них пятилетняя Света и трехлетний Сава. С мужем Сергеем Женя работает в Курикка на небольшом электротехническом предприятии. Мы по российской привычке, на их участке разработали огород, поставили теплицу, и теперь летом нам есть чем заняться: картошка и овощи, ягоды и зелень теперь на столе, да и мы при деле. Осенью набрали, насолили и наморозили грибов.
Виктор Киуру с правнуками.
Фото:
Viktor Kiuru.
А квартиру – трехкомнатную – я получил на третий день! Невероятно, в Петрозаводске жил в однокомнатной, а тут сразу свой кабинет, где постоянно стоит мольберт и шахматы – это мои увлечения. Пишу окрестные пейзажи и радуюсь жизни, так изменившейся в лучшую сторону после переезда. Одним словом, я счастлив и отлично понимаю, что так хорошо я раньше никогда не жил.
В полной мере ощущаю помощь социальной службы от ее предствителя Лены Каллио, медицинского центра и лечащего врача Ольги Коробовой, отлично владеющей русским, что нам облегчает общение. Хожу на лыжах, рядом прекрасная освещенная трасса, спортом занимался всю жизнь, трижды бежал мурманский марафон и рассказывал о празднике Севера своим читателям в Карелии. И, конечно, не прекращаю следить за всеми спортивными событиями в Финляндии и мире. С нетерпением жду чемпионата биатлонистов в Контиолахти, где побывал в теперь уже далеком 1999 году. Там успешно выступили петрозаводчане Владимир Драчев и Вадим Сашурин, первый за сборную России, второй – за Белоруссию. Ну а теперь буду следить за гонками по телеку и болеть за две страны – Россию и Финляндию.
Виктор Киуру (1937 года рождения)
Столь
Меня зовут Андрей Столь, мне 32 года. Я родился в городе Осинники, что близ Новокузнецка, в Кемеровской области Западной Сибири. Наш край известен своей красотой, богатым месторождением каменного угля и железной руды, а также крупными заводами.
Столи в 1970 год.
Фото:
Andrei Stol.
Я переехал в Финляндию полтора года назад со своей женой и ребенком. Моя история переезда начинается с 2011 года. В Скайпе меня нашел мой однофамилец Михаил, за что ему огромное спасибо. В то время парень из Подмосковья учился в Миккели на первом курсе. Мы познакомились с ним и начали искать общие корни. Как оказалось позже, его корни были немецкими, однако, когда началась война, его бабушка сказала, что она из Прибалтики. Сейчас, благополучно переехав со своей семьей, он живет в Риге.
В ходе общения он рассказал, что в Финляндии есть такая программа репатриации, по которой ингерманландским финнам возможен переезд в Финляндию. Я начал собирать информацию и документы, чтобы встать в очередь на репатриацию. Отец немного смог рассказать мне о моем дедушке Оскаре, так как дедушка умер, когда отец служил в армии.
Мой дедушка Столь Оскар Иванович родился 16.02.1921 года на станции Лахта Ленинградской области. Во время войны его сослали в Сибирь работать на шахте. Там он встретил мою бабушку, немку по национальности, Софию Александровну, и там же родился мой дядя Валерий и мой отец Виктор. Говорят, что Оскар был хорошим охотником, рыболовом и грибником. По-фински он говорил только один раз, когда к нему в гости приехала сестра. В семье говорили только по-русски.
Оскар Столь.
Фото:
Andrei Stol.
Итак, я быстро собрал документы и полетел в Москву вставать на очередь за неделю до ее закрытия (1 июля 2011 года). Благополучно я оказался в очереди под номером двадцать две тысячи какой-то там. Достаточно было моего свидетельства о рождении. Мне сказали, что необходимо сдать экзамен по финскому языку, а затем при положительном результате можно будет подавать документы на переезд в Финляндию, при этом, если будет арендована квартира. Я сказал, что я не знаю, с чего начать обучение, так как у нас в Сибири никаких курсов по финскому языку не проводится. В посольстве мне дали несколько книг, и сказали, что их надо вернуть и сдать экзамен в течение года. Время пошло.
С сентября 2011 года я начал вплотную изучать финский язык. Совмещая две работы, находил время и силы хотя бы на час заглянуть в купленные через интернет учебники, слушал финское радио. В мае 2012 я сдал экзамен и около месяца ждал результат. Наконец-то мне позвонили и сказали, что можете готовить документы на переезд. Сложно было найти квартиру дистанционно. К счастью, нам помогла одна замечательная женщина Анастасия Каменская, за что ей огромное спасибо!
Итак, мы переехали летом 2013 года в город Лахти. В последнее время с работой в Новокузнецке, где я проживал с семьей, было неважно. Тем более не хотелось оставаться в пятом по загрязненности городе России, к тому же супруга была беременна вторым ребенком. Из родственников переехали только мы. У родителей в свое время в 90х-годах была возможность переехать в Германию по бабушкиным корням, однако дедушка, отец матери, ветеран Великой Отечественной войны, который дошел до самого Берлина, строго-настрого велел остаться на родине.
Мы с женой о переезде ни капельки не жалеем. Сейчас мы снимаем трехкомнатную квартиру. Старший Тимофей ходит в детский сад. Жена Ксения сидит пока дома с годовалым, родившимся уже в Лахти, Оскаром. Я отучился на курсах финского языка и поступил в амматтикоулу на профессию, о которой только мечтал. Никаких стрессов, никакой спешки, добродушные и честные люди, чистый воздух, вкусная вода из-под крана, у детей будет настоящее детство и одно из лучших в мире образование! Я благодарен Финляндии за все это!
Хотелось бы конечно найти родственников в Финляндии. Возможно, кто-нибудь прочитает эту статью, вспомнит моего дедушку и захочет ответить мне.
Спасибо за внимание!
Андрей Столь (1982 года рождения)
Суйканен
История семьи Суйканен
Моя мама, по отцу – Суйканен Нина Андреевна, родилась в деревне Чернышово недалеко от Колпино (Ленинградская область) в ингерманландской семье. Мой дед, Суйканен Андрей Андреевич, работал лесником в лесхозе, у него было пять дочерей и один сын, небольшое хозяйство – лошадь, коровы, куры и утки. В свободное время он участвовал в работе добровольной пожарной охраны и играл в любительском духовом оркестре.
Суйканен Нина Андреевна в Хельсинки, 1944 год
Фото:
Mark Solovjov.
В 1937 году дед был раскулачен и позднее осужден по 58 статье как враг народа. В 1939 году он умер от воспаления легких в лагере на северном Урале в городе Соликамск. Моя мама прошла в войну концентрационный лагерь Клоога, а позднее финны забрали ее с сестрами в Финляндию. Сестры работали на военном заводе в городе Лохъя, мама ухаживала за детьми в богатой семье.
В 1944 году маму с сестрами выслали назад в СССР, в Ярославскую область. А через два года они перебрались в Эстонскую ССР в город Йыхви, и мама стала работать на цементном заводе. Все сестры как-то устроились в жизни, работали и жили в Эстонии. В конце 60-х годов мама переехала жить в Ленинград к моему отцу.
О существовании программы по переселению ингерманландских финнов мы узнали в лютеранской церкви в городе Пушкин, куда мама ходила на службу. Первый раз я попал в Финляндию в девяносто втором, мы погостили у маминых двоюродных сестер в Хельсинки, но о том, чтобы остаться насовсем, речи не было. Языка я не знал (отец не одобрял изучение финского), и у меня была неплохая работа в Ленинграде. Насовсем я с женой и дочкой переехал в Суоми только в конце 1993 года. За это время я немного подучил язык, да и нерешенный вопрос с собственным жильем тоже подталкивал к переезду.
Крещение второй дочки Марка в Коуволе, 1994 год.
Фото:
Mark Solovjov.
Маленький город Коувола совсем не был готов к нашему приезду, хотя это – единственное место из шести, куда я писал на биржу труда и посылал резюме и откуда получил ответ: меня приглашали лично поучаствовать в поиске работы на месте. Когда я с семьей приехал, конечно, никакой работы для меня не нашлось. Никаких программ адаптации не было и в помине. Спасибо, случайные знакомые, такие же ингерманландцы, помогли снять жилье, открыть счет в банке и исполнить другие формальности.
Положение с работой было тяжелое, и уже весной девяносто четвертого года я уехал на работу назад в Россию, а семья осталась жить в Коувола. Постепенно все наладилось: жена училась на курсах языка, семья росла – у меня родилось еще две дочери. Жена нашла работу, старшие дети выросли и получили профессию, теперь живут отдельно, недалеко от нас работают.
Дача Соловьёвых в деревне Сиикакоски
Фото:
Mark Solovjov.
В 1996 в Финляндию приехала жить моя мама и моя сестра с семьей, у всех все сложилось неплохо. Сам я насовсем перебрался в Суоми в 2008 году. Работа в России закончилась, а найти постоянную работу здесь я так пока и не смог, но я все еще надеюсь. Хотя мой финский язык, возраст и отсутствие рабочих мест делают эту надежду призрачной. А так все неплохо: свой дом, природа, лес. Со временем все получили финское гражданство, попривыкли, и уже свою жизнь связываем только с Суоми, спасибо президенту Койвисто и финскому государству.
Марк Соловьев (1966 года рождения)
Региня
История семьи Региня
Меня зовут Людмила Гоук, в девичестве Войнова. Я родилась, выросла и много лет прожила в маленьком карельском городе Медвежьегорске. Из Медвежьегорского района – мои предки по отцовской линии. Моя мать – дочь шведа и финки, которые проживали до репрессиий в Мурманской области. Первая семья бабушки жила в поселке Вайда-губа, вторая – в поселке Озерки.
Мария Региня, 1918 год.
Фото:
Lioudmila Gouk.
Но в 1937 году бабушку арестовали и через полгода растреляли. Дед, видимо, испугался (мы о нем ничего не знаем), а мама (ей было 4 года) попала в детский дом в Архангельскую область. Фамилию своей матери – Региня – она узнала только в 15 лет, когда надо было поступать учиться. У нее была замечательная жизнь в дальнейшем: она стала учителем русского языка, проработала в школе 42 года, она заслуженный учитель Карелии.
Мы с сестрой с самого рождения знали о том, что мама – финка. К ней иногда приезжал брат Олави. Он плохо говорил по-русски, но пел песни на шведском и норвежском языке. Часто в разговорах они вдруг замолкали и сидели молча довольно долго. Приехав в Финляндию, я узнала, что это есть традиционные финские паузы. Конечно, мы ощущали какую-то свою особенность. Скажем, мы отличались от сверстников, как будто мы что-то знали, чего не знают они.
В 80-х годах я написала в Мурманское ФСБ. Нам прислали письмо, где была указана дата ареста, дата расстрела, дата реабилитации и что место гибели не установлено. Как сейчас помню: я захожу, а мама сидит с большим конвертом и плачет.
Про программу реэмиграции я узнала в начале 90-х. Тогда я вышла замуж, и, как оказалось, мой муж тоже был из семьи репрессированных финнов. Его мать Пелконен (Руссунен) Алина родилась в 1947 году в Якутии, куда сослали всю ее семью в 1942 году. В 1953 году ее отцу повезло получить документы, и они выехали в Карелию, в поселок Салми Питкярантского района Карелии. Они приехали в Ленинград, но там им селиться было нельзя, и они купили билет до той станции, до которой хватило денег.
Судьба Алины и ее сестер сложилась не так удачно. Всю жизнь они жили в страхе. К примеру, о том, что моя свекровь финка, я узнала много лет спустя. А о том, что она хорошо говорит по-фински, только когда она приехала к нам в гости в Хельсинки. По ее рассказам, она как будто стыдилась этого, в отличии от моей мамы, которая всегда этим гордилась. Свекровь помнила, как ее старшие сестры ходили отмечаться в милицию, как ее мать, не говорящая по-русски, практически не выходила из дома. У моей мамы тоже есть страшные воспоминания: как они шли в школу, а местные дети бросали в них камни и кричали: Белофинны!
Когда мы узнали о том, что можно приехать, решение пришло сразу. Мы, конечно, не знали, с какими трудностями столкнемся (были слегка наивными), но были уверены, что в Финляндии нам будет лучше. Как мы ни уговаривали своих родных, они с нами не поехали. Может, и жалеют сейчас, но таково было их решение.
Семья Гоук в Хельсинки.
Фото:
Lioudmila Gouk.
По приезду все пошло очень удачно: получили прекрасную квартиру, муж быстро начал учить язык, я родила сына. В дальнейшем открыла свое маленькое дело и вот уже 9 лет тружусь. Муж тоже работает на любимой работе, у нас двое детей 11 и 16 лет.
Я очень долго скучала, но когда перестала, почувствовала себя дома. И как это не грешно звучит, но Родиной я считаю Финляндию. Мне здесь очень хорошо и морально, и физически. Теперь о трудностях. Первое – это детсад и школа. Мы учились совсем в другой школе, и когда дочь пошла в школу, первые два года мы вообще ничего не могли понять, как это все работает и как это все устроено. Сейчас легче, дочь уже закончила школу, теперь осваиваем лукио.
Вторая трудность (только для меня) – это финский язык. На курсы я ходила мало, на работе в основном молчу, с работниками – по-русски. Вечером прихожу домой, уставшая, дети и домашние дела – в итоге говорю плохо. Курсов вечерних для работающих очень мало. Все краткосрочные, пыталась попасть пару раз, все неудачно. Но это, конечно, только моя вина. Живем в Хельсинки 13 лет, ни разу я не ощутила дискриминации по отношению к себе или своим близким. На работе все относятся очень уважительно и даже, скажем, предельно внимательно. Мы счастливы здесь и думаем, что все у нас и дальше будет хорошо.
Людмила Гоук (1961 года рождения)
Саволайнен
Долгое время я не придавал значения своему этническому происхождению. Хотя отличия в менталитете от этнических русских я замечал, но раньше не связывал это с национальностью, думал, что это скорее семейное.
Андрей с дочкой Orvokki в Jokipii.
Фото:
Andrei Kargu.
Начиная примерно с середины первого десятилетия 21 века, многие мои знакомые, один за другим стали периодически ездить за границу, в том числе в Финляндию. Они говорили мне, что у меня действительно финский характер. Кроме того, я некоторое время встречался с девушкой, долгое время до этого жившей в Норвегии. И по её словам, у меня был типичный скандинавский менталитет (под скандинавами она подразумевала и норвежцев, и финнов; с её точки зрения, между ними нет существенных национальных различий).
Мне нравилось то, что знакомые рассказывали о Финляндии и финнах. Хотя многие отзывались негативно, те особенности, которые им не нравились, я, напротив, считал положительными качествами. Я стал интересоваться, читать материалы о Финляндии. Также стал в большей степени, чем раньше, интересоваться историей ингерманландских финнов. К сожалению, к тому времени никого из поколения бабушек-дедушек уже не было в живых. Я искал информацию в интернете, позже также иногда участвовал в мероприятиях, организуемых обществом Inkerin liitto.
Я знаю, что предки ингерманландцев переселились в Ингерманландию в 17 веке, переехав туда из Карелии и Саво. Судя по девичьей фамилии моей бабушки – Саволайнен, мои далёкие предки были родом из Саво. Во время Второй мировой войны ингерманландцы, включая всех моих живших в то время родственников по отцовской линии (моя мама этнически полуэстонка, полурусская), были сосланы в ссылку в Сибирь. У них конфисковали дома и всё имущество, а их самих отправили в Омскую область.
Вернуться в Ингерманландию и постороить новые дома они смогли только после смерти Сталина. Я узнал об этом лишь в 90-годах, когда СССР распался, а сам я уже стал совершеннолетним. Судя по всему, в ссылке они жили в очень плохих условиях, потому что потом они очень боялись. Со своими детьми они говорили по-русски, чтобы те не разговаривали на улице по-фински. Некоторые ингерманландцы даже меняли фамилии на русские, если у них была такая возможность. По словам моей мамы, дедушка, умерший в 1988 году, когда уже шла перестройка, до самой смерти боялся, что кто-нибудь узнает о том, что его троюродная сестра живёт в Швеции.
Несмотря на то, что ингерманландцы были запуганы, в отличие от большинства русских они хранили многие свои традиции, в том числе религиозные. Два первых года жизни я провёл в доме бабушки и дедушки. Конечно, я этого не помню, знаю лишь по рассказам. Дом был покрашен в традиционный финский тёмно-красный цвет с белыми ставнями. Меня в основном нянчили сёстры деда. Они слушали по радио религиозные передачи на финском языке. Эту радиоволну нельзя было поймать обычным советским радиоприёмником, у них был заграничный, не знаю, где они его раздобыли. И я рос под пение лютеранских псалмов.
Бабушка и дедушка Андрея Мария Каргу (Саволайнен) и Пётр Карг.
Фото:
Andrei Kargu.
Потом, когда мои родители переехали в отдельную квартиру, мы бывали в этом доме в гостях. Большинство русских тогда не праздновали Рождество, потому что в СССР была атеистическая пропаганда. Но я ребёнком приезжал в канун Рождества к дедушке с бабушкой. Только мне говорили, что это финский новый год, чтобы я не рассказал в школе, что в семье празднуют религиозные праздники, иначе у родителей возникли бы проблемы. Сейчас я неверующий и не член церкви, но все эти традиции мне симпатичны.
При крещении ингерманландцам давали финские имена, а в паспорт записывали схожие распространённые в России имена. Например, мой папа был по крещению Вальтер, а по паспорту Валентин. Его брат Тойво, по паспорту был Анатолий, потому что короткая форма от Анатолий — Толик — созвучна с Тойво. Среди поколения бабушек-дедушек бывали исключения — если похожего русского имени не было, в паспорт могли записать финское, например сестра моей бабушки была и по паспорту Хэльми. Но о том, что у папы и его братьев были и финские имена, я узнал только после смерти папы, когда разбирал документы. Я не знаю даже точно, под каким именем сам был крещён: меня крестили в девятимесячном возрасте.
Итак, я стал собирать информацию о Финляндии и финнах. Я пришёл к выводу, что многие мои особенности имеют национальный характер. Логическим следствием этого стало убеждение, что Финляндия является для меня гораздо более подходящей страной проживания, и решение о переезде по программе репатриации. Помимо схожести в менталитете и ожидаемого удобства пребывания в финском обществе меня также привлекли лучшая ситуация в области медицины и экологии, социальная защита, демократия и низкая плотность населения.
Мы переехали чуть больше двух лет назад в муниципалитет Яласярви. Выбор был случаен, но я очень рад, что оказался именно здесь. Это очень уютное место. Кроме того, у нас отличные соседи — ингерманландец и эстонка по происхождению. На первых порах они нам очень много помогали, совершенно бескорыстно. И сейчас у нас с ними тоже очень хорошие отношения. От других людей мы тоже получали помощь. Деревня с тёмно-красными деревянными домиками и финская речь вокруг поначалу вызывали у меня воспоминания о далёком детстве.
Вообще, в Финляндии всё оказалось ещё лучше, чем я ожидал. В первую очередь в плане межчеловеческих отношений. Конечно, я и до переезда понимал, что российское общество, в котором я раньше жил, далеко от совершенства, и рассчитывал, что в Финляндии лучше, но не ожидал, что разница может быть настолько велика. Кроме того, как я уже говорил, финский менталитет и многие традиции мне ближе и, наверное, понятнее, чем русские. Мне комфортно жить среди доброжелательных, неконфликтных, честных, спокойных, избегающих напрасной суеты людей.
Сейчас я учусь в области торговли. Три дня в неделю в качестве практики работаю в местном магазине S-market. Мне там очень нравится (и коллектив и сама работа). С изучением теоретической части сложнее. У моих товарищей по учёбе финский — родной язык, а я пока не владею им свободно. Поэтому мне часто приходится заниматься дома и по субботам, а иногда и вечером после работы. Но зато получаемые в школе оценки радуют.
Уже в Финляндии у меня родилась дочка, она ходит в детский сад рядом с домом. Я очень надеюсь, что она вырастет в этой стране, а не там, где сейчас идёт пропаганда ненависти к другим странам и народам.
Иногда я очень жалею, что не переехал в Финляндию раньше, ведь была же возможность. Сейчас мне уже 40 лет... Но лучше поздно, чем никогда!
Андрей Каргу (1974 года рождения)
