Загадка про волосы Констанции Бонасьё в 3-х мушкетёрах.

Апдейт от 14:55 по монреальскому времени.

После того, как пост попал в топ-25 России, до этого побывав в топе-25 северного региона, набежало много троллей, часто со всяких гуглей-твиттеров мэйлру и нью сру, которые меня не знают.
Теперь они знают, но им уже не в коня корм, потому что забанены до 1 июля (раз в полгода я объявляю амнистию моим забаненным).
Для желающих не повторить их печальный опыт объясняю правила поведения в моём блоге:
1. Не хамить с порога типа тпа "автор душный, ерунда и т.п.".
2. Внимательно почитать пост
3. Прочитав, убедиться, что понял правильно о чём речь.
Подсказка - в данном случае речь шла о переводе и только потом о МОЁМ отношении к писателю Дюме. Вы можете иметь другое мнение о нём, ради бога имейте. Мне оно неинтересно. Я его составил не только на основе собственного восприятия, а и много чего почитав про Дюму на французском.
4. Не надо мне затавить "низачотов", особенно когда сам - голимый тролль (я в 100% случаев проверяю профиль комментатора и в 98% там 100500 комментов отправлено и 15 получено.
Мне эти зачёты уже поставили в двух канадских университетах и справили два диплома. И ставят до сих пор, хорошо платя за переводы между тремя языками.
Пока всё. 

Теперь, собственно, пост. Он является переделкой моего же поста. Проведено редактирование (небольшое) и добавлены картинки.

===================

Когда-то в прошлом меня заинтересовал пост Надежды Поповой, она же congregatio.

Вот что она написала:

Сможете сходу сказать, какого цвета волосы у возлюбленной Д’Артаньяна Констанции Бонасье? Нет?! Это не страшно, сам Дюма не смог бы ответить на этот вопрос.
Вот описание Констанции из десятой главы первой части романа, где она впервые предстаёт перед читателем: «Д’Артаньян окинул её быстрым взглядом. То была очаровательная женщина лет двадцати пяти или двадцати шести, темноволосая, с голубыми глазами, чуть-чуть вздёрнутым носиком, чудесными зубками».
А вот фрагмент главы тридцать первой второй части, в которой описывается, какой увидела Констанцию в монастыре Миледи: «Она открыла глаза и увидела аббатису в сопровождении молодой женщины с белокурыми волосами и нежным цветом лица, которая смотрела на неё с доброжелательным любопытством».
Напомним, что перекись водорода появится почти через двести лет.

Я, как, переводчик, заинтересовался. На самом деле Дюма писателем был хреновеньким, с бедноватеньким языком, с никаким стилем, до Флобера ему было как до Китая раком, да и очень многое не писал сам.



На него работали бесчисленные литературные негры. По "Большим головам", передаче РТЛ, когда там ещё был прелестный ведущий Филипп Бувар, а не манерное чмо, что кривляется там сейчас, я слышал один исторический факт-анекдот про Дюму-пера. Он нанял негра кропать нетленку за него, а тот заболел. Или умер, не помню, да и неважно. Дюма перепугался, потому что в журнале должна была выйти очередная глава его якобы его творений, написанная этим негром. Ему самому до выхода журнала никак было не написать, там пара дней оставалась. Но делать нечего, оставалось ждать гнева издателя журнала. Утром в день предпологаемого выхода его творения Dumb ass купил журнал - там всё есть. Оказывается негр поднанял другого.

Лажи в его романах немеряно. Мне не до сук заниматься выявлением всей клюквы, жюст один экзампль.

Дюма или его негры, например, пишут о том, что мушкетёры и все прочие, пили вино из бутылок, и сцена их воровства с помощью петли вошла даже во французский фильм 1961 года. К сожалению, полностью фильма не найти, но я нашёл отрывки из картины 1953 года, с Бурвилем. Там мы видим тоже изрядное количество бутылок, что идёт вразрез с исторической правдой, о чём ниже.

Следующий диалог из книги годится для театра абсурда. Для Беккета или Ионеску.

– Так что все мы при деньгах? – спросил д'Артаньян.
– Только не я, – возразил Атос. – Мне так понравилось испанское вино Арамиса, что я велел погрузить в фургон наших слуг бутылок шестьдесят, и это сильно облегчило мой кошелек.

( Read more... )

Архив Митрохина. Продолжение предисловия и вступления.

В прошлом посте мы остановились на этом:

Провал судебного преследования миссис Норвуд в сочетании с задержкой в информировании министров вызвал глубокие подозрения у некоторых СМИ. Газета "Экспресс" осудила "ужасающую традицию сокрытия и некомпетентности в британских секретных службах". Guardian заподозрила заговор МИ-5, написав:

«Мы должны знать, заключила ли Мелита Норвуд сделку со спецслужбами. Вспомните Бланта. 14 Было ли решение не преследовать ее в судебном порядке основано на сострадании, или желании скрыть некомпетентность?

Менее чем за десять лет до этого не было бы никакого механизма расследования этих обвинений, способного вызвать доверие общественности и парламента. До 1992 года сменявшие друг друга британские правительства отказывались даже признать существование СИС на необычном, хотя и традиционном, основании, что такое признание поставило бы под угрозу национальную безопасность. Если бы СИС оставалась официально табуированной семь лет спустя, ни одно официальное расследование не смогло бы подготовить заслуживающий доверия публичный отчет об архиве Митрохина.

В 1999 году, однако, существовал очевидный орган для проведения расследования: Комитет по разведке и и безопасности КРБ (ISC), созданный согласно закону о разведывательных службах от 1994 года для изучения "расходов, управления и политики" разведки и органов безопасности.

Продолжаем.

В 1999 году, однако, существовал очевидный орган для проведения расследования: Комитет по разведке и и безопасности КРБ (ISC), созданный согласно закону о разведывательных службах от 1994 года для изучения “расходов, управления и политики” разведки и органов безопасности. С момента начала своей работы в 1994 году КРБ был в значительной степени невоспетым примером успеха.15.

< 1x

Хотя технически он не является парламентским комитетом, поскольку отчитывается перед парламентом только через премьер-министра, восемь из девяти его членов являются членами парламента. (Девятый является членом Палаты лордов.) Под председательством бывшего министра обороны консерватора Тома Кинга (фото), его члены охватывают весь политический спектр. В число его основателей входит Дейл Кэмпбелл-Савурс, ранее бывший ведущим лейбористским критиком разведывательного сообщества, который до сих пор входит в его состав. Во многом потому, что его члены не смогли ни разделиться по партийным линиям и рассориться между собой или найти доказательства серьезных злоупотреблений со стороны разведки, ISC привлек относительно мало внимания средств массовой информации. Его в целом положительные отчеты о работе разведывательного сообщества, однако неизбежно были отвергнуты некоторыми конспирологами.

В понедельник, 13 сентября 1999 года, всего через два дня после того, как “Таймс” начала публикацию “Архива Митрохина», Джек Стро объявил в своем заявлении перед Палатой общин, что МНК было предложено провести расследование “политики и процедур, принятых в Агентства безопасности и разведки для обработки информацией, предоставленной г-ном Митрохиным”. В течение следующих девяти месяцев КРБ заслушал показания Джека Стро, Робина Кука и четырех бывших министров-консерваторов, от руководителей и других высокопоставленных чиновников MI5 и SIS, от предыдущего главы МИ-5, а также секретаря кабинета министров, постоянных заместителей секретарей министерств внутренних дел и иностранных дел и других официальных лиц. Среди последних свидетелей были Митрохин и я, давшие один за другим показания для SIS в офисе кабинета министров в Уайтхолле, 70 утром 8 марта 2000 года. Во время написания книги “Архив Митрохина”, я ошибочно полагал, что Комитет был проинформирован о проекте. Кое-чего из путаницы, последовавшей за публикацией, вполне можно было бы избежать, если бы КРБ был должным образом проинформирован заранее.

Отчет КРБ в июне 2000 года выявил ряд административных ошибок, которые, как обычно в Уайтхолле, имели больше общего с ошибками, чем с заговором. Первой “серьезной ошибкой”, выявленной КРБ, была неспособность Службы безопасности сообщить о деле миссис Норвуд в 1993 году.

«Эта неудача… привела к тому, что решение не преследовать миссис Норвуд в судебном порядке. было принято Службой безопасности. Комитет обеспокоен тем, что Служба использовала доводы общественного интереса для оправдания отказа от дальнейших действий против миссис Норвуд, в то время как это должны были решать сотрудники правоохранительных органов. Мы также считаем, что неспособность Службы безопасности опросить миссис Норвуд в это время предотвратила ее возможное преследование.

В течение следующих пяти лет, в связи с “последовавшими серьезными упущениями Службы безопасности,” дело Норвуд “ускользнуло из поля зрения16“. Если МИ-5 не заслуживает большого сочувствия за эти промахи, то некоторой снисходительности ей можно уделить. Приоритетом любой службы безопасности являются реальные, и только потом потенциальные угрозы. Среди массы материалов, предоставленных Митрохиным в 1992 году, случай с восьмидесятилетней миссис Норвуд, которая последний раз контактировала с КГБ более десяти лет назад и больше не представляла никакой угрозы для национальной безопасности, должно было казаться очень низкоприоритетным – особенно учитывая нагрузку на ресурсы МИ-5, вызванную сокращениями в конце холодной войны и угрозу со стороны ирландских террористических групп. Однако, возможно, МИ-5 недооценила прошлые заслуги миссис Норвуд.
Служба безопасности пришла к выводу, что ее “ценность как шпионки в области атомной энергии для ученых, создававших советскую бомбу, скорее всего была совершенно незначительной”17. Это заключение расходилось с мнением НКГБ (как тогда назывался КГБ), высказанным в последние месяцы Второй мировой войны. В марте 1945 года комитет безопасности охарактеризовал материалы, полученные от неё в сфере атомной разведки как “представляющие большой интерес и вносящие ценный вклад в развитие работы в этой области 18“.  Хотя миссис Норвуд, конечно, не была шпионкой такого же класса, как Тед Холл и Клаус Фукс, работавшие на советскую разведку изнутри главной ядерной лаборатории в Лос-Аламосе, НКГБ и советские ученые, с которыми она поддерживала тесную связь, явно считали ее разведданные несколько лучшими, чем “совершенно незначительными”. Разведданные, которые она смогла предоставить, касались оболочки уранового топлива и коррозионной стойкости материалов после радиоактивного облучения, и, вероятно, были применимы к разработке атомного оружия и строительства ядерных реакторов19. До последних месяцев войны НКГБ оценивал материалы атомной разведки, полученную в Великобритании, почти так же высоко, как и поступившую из Соединенных Штатов 20.
Как сказал Джек Стро в Палате Общин, объявляя о проведении расследования комиссией ISC: “Нет причин сомневаться… что КГБ рассматривал миссис Норвуд как важную шпионку”. Несомненно и то, что она была самым долговечным британским агентом КГБ, и самой важной женщиной-шпионом в истории Великобритании. С самого начала ее карьеры КГБ возлагал на нее большие надежды. Он поддерживал с ней контакт в 1938-39 годах, когда не хватало сотрудников внешней разведки, многие из которых были казнены в период сталинских чисток, когда КГБ потерял связь со многими другими агентами, включая некоторых из “Великолепной пятерки”. После публикации “Архива Митрохина” Виктор Ощенко, бывший старший офицер Управления научно-технической разведки КГБ, любезно предоставил мне свои воспоминания о деле Норвуд. В то время, то есть в 1975 году, Ощенко состоял в лондонской резидентуре и завербовал Майкла Смита, самого важного агента КГБ в британской научно-технической разведке в период поздней холодной войны21. Он вспоминает о карьере миссис Норвуд в качестве советского агента как о “легендарной и занесенной в анналы КГБ” и говорит, что считал её важным, целеустремленным и весьма ценным агентом, при этом был глубоко впечатлен как ее идеологической приверженностью, так и тем её способностью получить доступ к документам своего начальника. Среди разведданных, полученных от миссис Норвуд, по словам Ощенко, были “ценные документы, касающиеся материалов, используемых при  производстве ракет22“. Подробности об использовании разведданных миссис Норвуд в Советском Союзе, однако, остаются скудными. Записки Митрохина из ее досье, хотя и дают точную информацию о «контролёрах» миссис Норвуд и других оперативных вопросах, дают мало представления о несомненно сложной разведывательной информации, которую она предоставила КГБ в ходе своей долгой карьеры советского агента. Очень маловероятно, что СВР раскроет какие-либо детали до смерти миссис Норвуд.
Помимо критики службы МИ-5 за то, что она позволила делу Норвуд “выпасть из поля зрения”, ISC также посчитала серьезным упущением Службы безопасности не передать дело мистера Саймондса в Юридическую службу в середине 1993 года”. Это тоже, очевидно, было результатом скорее ошибки, чем заговора – вероятно совершенной кем-то из сотрудников среднего звена руководства МИ-5.

Даже Генеральный директор Службы безопасности с 1992 по 1996 год, Стелла Римингтон (фото), не была проинформирована ни о Норвуд, ни о Саймондсе, и поэтому не смогла ввести в курс этих дел Майкла Говарда, министра внутренних дел в правительстве Мейджора, и его заместителя. Дальнейшая путаница возникла в результате того факта, что “межведомственная рабочая группа группа” в Уайтхолле, ответственная за мониторинг прогресс проекта публикации, сама “не знала о значении британских материалов [Митрохина] до конца 1998 23.” Мой непосредственный контакт с рабочей группой был ограничен приятным обедом с ее председателем незадолго до Рождества 1998 года. Меня спросили, когда я давал показания ISC, хотел бы я иметь более тесный контакт с этой группой во время написания книги “Архив Митрохина». Да, я хотел бы этого. Расследование ISC предоставило много поводов как для похвалы, так и для критики:

Проведение первоначального контакта с г-ном Митрохиным вплоть успешной эксфильтрации его и его семьи со всеми собранными им материалами представляет собой большое достижением для ISC. В дополнение к этому управление материалами и, по мере необходимости, доведение их до сведения  иностранных службам [разведки] было хорошо отработано. Комитет хотел бы отдать должное этому выдающемуся образцу разведывательной работы24.

Я был воодушевлен тем, что ISC одобрил принятое в 1996 году решение уполномочить меня написать книгу в сотрудничестве с Митрохиным, а также заключением Комитета (которое, я надеюсь, не будет слишком нескромно цитировать), что книга “имеет огромную ценность, так как она дает реальное представление о работе КГБ и преследовании диссидентов25“. Наибольшая похвала МНК была, совершенно справедливо, отнесена на счёт Василия Митрохина:

Комитет считает, что он является примером замечательной целеустремленности и мужества, рисковавшим тюремным заключением или смертью в своем стремлении к тому, чтобы рассказать правду о реальной природе КГБ и их деятельности, которая, по его мнению, предавала интересы его собственной страны и народа. Он преуспел в этом, и мы хотим официально выразить наше восхищение его достижением.

В отчете МНК выражается сожаление по поводу “ненадлежащего обращения [предположительно Уайтхоллом] при контакте со средствами массовой информации по поводу публикации “Архива Митрохина”, что перенесло акцент на британских шпионов, отвлекло внимание от работы г-на Митрохина и важности и важности его разоблачения методов работы КГБ, бывшей его основной целью26“. В первоначальном освещении в СМИ практически не упоминалось о том, что гораздо большая часть книги посвящена войне КГБ против диссидентов и попыткам подавить инакомыслие во всем советском блоке, нежели карьерам Мелиты Норвуд и Джона Саймондса.
Главная проблема в понимании как Митрохина, так и его архива, которая была очевидна в большей части освещения в СМИ, заключается в том, что ни одна из публикаций не была по-настоящему вразумительной для западного потребителя информации. Само понятие героя, знакомое представителям всех культур и всем предыдущим поколениям западного человека, вызывает на Западе больший скептицизм в начале XXI века, чем в любое другое время или в любом другом месте, описанных в истории.
Для тех, чье воображение разъедено цинизмом, присущим нашей эпохе, мысль о том, что Митрохин был готов рисковать своей жизнью в течение двадцати лет ради дела, в которое он страстно верил, была непостижимой. Им так же трудно понять и готовность Митрохина посвятить себя в течение всего этого времени составлению и сохранению секретного архива, который, как он знал, может никогда не увидеть свет. Для любого западного автора почти невозможно понять, как писатель в течение многих лет может посвящать всю свою энергию и творческий талант тайному письму, которое, возможно, никогда не будет обнародовано. Тем не менее, как мы попытаемся показать в главе 1, некоторые из величайших русских писателей советской эпохи делали именно это 27.

Булгаков с третьей женой Еленой Шиловской

Ни в одной биографии западного писателя нет сцены, поставленной на смертном одре, сравнимой с тем, как описывает автор по воспоминаниям вдовы Михаила Булгакова о том, как она помогала ему встать с постели в последний раз, чтобы он смог перед смертью убедиться, что его великий, неопубликованный шедевр, «Мастер и Маргарита”, возможно, величайший роман двадцатого века, все еще находился в своем тайнике. «Мастер и Маргарита” выжил и был опубликован четверть столетия спустя. Однако отрезвляет мысль о том, что на каждый запрещенный шедевр советской эпохи, дошедший до наших дней, приходится большее число тех, которые не получили известности и даже сейчас плесневеют в забытых тайниках – как, например, архив Митрохина, который вполне могла бы постигнуть та же участь, если бы его собирателю и Митрохину и ISC не удалось бы вывезти его в Британию.
Архив Митрохина не более понятен в чисто западных терминах, чем сам Митрохин. Самая распространенная ошибка в суждении о КГБ заключается в предположении, что комитет был примерно эквивалентен своим главным западным конкурентам.  Конечно, существовало сходство в оперативных методах, применяемых спецслужбами на Востоке и на Западе, а также в том значении, которое каждая сторона придавала другой стороне как объекту разведки. Фундаментальное различие между советским однопартийным государством и западными демократиями, однако, отражалось и в фундаментальном различии между их разведывательными сообществами.

МЕЧ и ЩИТ. АРХИВ МИТРОХИНА и ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ КГБ.

Наш Билл шпионку возлюбил.

РОМАН БИЛЛА С ПРОДОЛЖЕНИЕМ.
Молодая любовница Гейтса связана со скандально известной кремлевской шпионкой Анной Чапман.

Две молодые женщины идут по нью-йоркской улице, едва сбавляя шаг, чтобы улыбнуться в камеру.

Одна из них немного не в фокусе, но ее лицо - и лицо ее подруги - безошибочно узнаваемы.

Женщина справа - российская бриджистка Мила Антонова, женщина, которая, как утверждается на этой неделе, была любовницей миллиардера, соучредителя Microsoft Билла Гейтса, а также соратницей и финансовым бенефициаром покойного финансиста и осужденного сексуального преступника Джеффри Эпштейна. Однако сенсационной эту фотографию делает присутствие на ней огненноволосой женщины слева. Это не кто иная, как скандально известная московская шпионка Анна Чапман.

( Read more... )